Любовь и честь
Шрифт:
Горлов распределил офицеров по местам. Я смотрел на наших солдат и сразу отличал старых вояк от тех, кто лишь недавно начал зарабатывать на жизнь солдатским ремеслом. Один из таких солдат, совсем юный (ему, наверное, и двадцати не было), вглядываясь в дым, тревожно заметил:
— Их тысячи! У нас нет никаких шансов.
Я покосился на Горлова, но тот и виду не подал, что слышал это.
Ветер изменился и немного разогнал дым, и мы увидели людей, выбегавших из дымящихся развалин, которые еще совсем недавно были процветающим городом. Мы молча сидели в седлах и смотрели, как огромная
— Их все больше и больше, — в голосе юного наемника послышалась паника.
— Верно, — ответил я. — Но казакам приходится нагайками гнать свою пехоту. Вон, смотри!
Несколько конных казаков саблями плашмя лупили кучку крестьян, пытавшихся улизнуть с поля боя. Когда замечаешь, что противник не слишком рвется в бой, — это ободряет.
— Видишь? Это хороший знак, — поучительно заметил я юнцу.
— Ага, — согласился Горлов. — А вон тот плохой.
Он кивнул на вершину холма, где темной тучей появилась лавина всадников. Их предводителя мы узнали сразу.
— Волчья Голова! — вырвалось у меня.
Казаки приветствовали его появление радостными криками, зато в наших рядах царило тягостное молчание.
Я сразу понял и оценил, насколько он опытен. Он держал своих казаков вне города, чтобы они не пили и не гуляли. Его люди отличались от тех полупьяных всадников, которые подгоняли крестьян. Волчья Голова, быть может, был даже благородных кровей, я слышал, что среди казаков есть и такие. Его ничем не проймешь, и он очень опасен.
Горлов не сводил глаз с противника.
— Тот, к кому он скачет, и есть предводитель восстания, — сказал он.
Мы все, включая застывших крестьян и их «пастухов», смотрели, как Волчья Голова сделал широкий полукруг, с непревзойденной грацией управляя великолепным конем одними коленями, и повернулся лицом к застывшей массе казаков, черной тучей закрывших весь холм.
Волчья Голова направил коня в центр войска и подъехал к большому тучному человеку с красным не то от водки, не то от ярости лицом. Тот поехал ему навстречу и по-медвежьи обнял своего товарища. У нас не осталось никаких сомнений — перед нами был предводитель мятежников Пугачев.
Между тем толпа перед нами все росла и уже начала потихоньку обходить нас с флангов, и мы вдруг оказались под угрозой полного окружения.
— Уходим! — крикнул юный наемник, поворачивая коня, но в следующую секунду огромный кулак Горлова сбил его наземь.
— Стоять! — рявкнул Горлов и бросил на меня бешеный взгляд. — Надо атаковать самим, пока их кавалерия не выстроилась в боевой порядок.
Вместо ответа я вытащил из ножен саблю. Горлов едва заметно улыбнулся моей готовности драться рядом с ним. Ему всегда это нравилось.
Он вытащил из ножен свою саблю, и сотни клинков с лязгом взметнулись вверх за нашими спинами.
— Вперед! — взревел Горлов, и мы ринулись в атаку.
Наша кавалерийская лавина врубилась в ряды пьяных и ошалевших
Остальные крестьяне шарахнулись назад, что, впрочем, неудивительно, — чтобы выдержать кавалерийскую атаку, нужна выучка, дисциплина и толковые офицеры, чего у этих крестьян, конечно же, не было. Может, они не были трусами, но, похоже, им не доставало военной выучки. Для нас они были грабителями и убийцами, еще недавно потрясавшими окровавленным оружием, и мы рубили их без пощады, когда они побежали под нашим натиском.
В это время Горлов во главе другой колонны так глубоко врезался в толпу бегущих крестьян, что далеко оторвался от своих солдат, которых крестьяне вилами сбрасывали с седел и рубили косами ноги лошадей. Горлов оказался так плотно зажатым среди толпы, что не было никакой возможности развернуть коня, и ему оставалось только отбиваться саблей от напирающих крестьян.
Поскольку моя колонна почти не понесла потерь, а противник бежал, я приказал своим людям возвращаться на исходную позицию, а сам поскакал на выручку Горлову. Моя кобыла врезалась в толпу крестьян, окружавших Горлова, и они бросились врассыпную. Мы рубили направо и налево, отбиваясь от неуклюжих ударов вил, топоров и кос.
— Горлов! — заорал я, когда вокруг нас не осталось живых. — Давай обратно к нашим! Быстро!
Мы пустили коней в галоп и вскоре догнали поредевшую колонну, тоже возвращавшуюся на исходные позиции.
— Перезарядить пистолеты! — скомандовал я, когда мы снова выстроились в боевой порядок.
— Больше не опаздывай! — рявкнул на меня Горлов.
— Если бы ты поменьше героически размахивал саблей, а больше рубил, то мы уже разогнали бы всю эту банду, — огрызнулся я.
— Я героически размахивал саблей? Вы только посмотрите на него! А кто даже в бою пытается выглядеть элегантно?
Конечно, подобные громкие перепалки не лучший стиль поведения для командного состава, да еще и на виду у подчиненных, но мы с Горловым побывали не в одном бою и столько раз находились на волосок от смерти, что просто не могли удержаться от этой старой привычки снимать нервное напряжение.
Я взглянул на холм, где стояли казаки, но мало что видел из-за вновь поменявшегося ветра, который снова нагнал дыма из горящего города.
— Сейчас пойдут казаки, вот увидишь, — буркнул Горлов.
— Пусть идут, — равнодушно кивнул я.
Когда позволял дым, время от времени скрывавший от нас холм, я видел, как Волчья Голова отправился было к своему отряду, чтобы атаковать нас, но тот, кто, по всей вероятности, был Пугачевым, остановил его. Он что-то крикнул, и на нас лавиной ринулась часть левого фланга казаков.
Мы в молчании смотрели, как они приближаются, но мне вдруг бросилась в глаза их схожесть с теми пешими крестьянами, которых мы порубили. Эти были такие же пьяные крестьяне, только на лошадях. Они лихо улюлюкали и визжали, и каждый, по всей видимости, мнил себя таким же сорвиголовой, как их предводитель.