Любовь и Хоккей

Джей Монти

Но постепенно я ослабил бдительность. Как побитую собаку, он медленно вытащил меня из темноты. Мы начали завтракать, затем поужинали у него дома, а теперь? Тренер - это отец, которого я всегда хотел, а его жена Аннализа была ангелом.

Мой отец, Роберт, был алкоголиком. Виски было его пороком, и он был рабом этой бутылки. Дерьмово это говорить, но я почти хочу, чтобы он был жестоким. Тогда он, по крайней мере, посмотрел бы на меня, признал, что я был там, блядь, вместо того, чтобы оставаться таким пьяным, что даже не знал, что у него больше есть сын.

После того, как

мы потеряли мою мать, Кэролайн, мой отец превратился в оболочку того, кем он был раньше. Отец, который брал меня на рыбалку, играл со мной в бейсбол, готовил со мной на гриле, учил меня шахматам, ушел. На его месте был опустошенный человек, который чувствовал, что потерял половину себя.

Мой папа часто говорил, что у моей мамы внутри была какая-то притягательная искра. Ты не мог не смотреть с благоговением на то, какой она была, и он должен был обладать ею. Она была причиной, по которой он верил в магию, в любовь, в счастье.

Я видел, как мой отец всегда придерживал для нее дверь, а когда она злилась, он никогда не забывал принести домой цветы. Она заставляла его танцевать, когда у него был тяжелый день на работе, и никогда не переставала заставлять его улыбаться, когда тяжесть мира становилась немного непосильной.

Но никто не совершенен. Я научился этому на собственном горьком опыте.

Я всегда знал, что моя мама больна, просто не так, как большинство людей. У нее в голове были "демоны". По словам папы, они не давали ей спать по ночам. Депрессия - это сука. Это то, что питает всю накопленную вами энергию и заменяет ее грустью. Она работает изнутри, так что к тому времени, когда вы обнаружите, что она есть, вероятно, будет уже слишком поздно. В ней нет милосердия и нет предубеждения.

Папа знал, что она боролась с этим, но когда она забеременела, у нее был другой вид счастья, сияние, сказал он. Она была счастлива, улыбалась. Они были великолепны в течение первых семи лет моей жизни. Меня баловали, лелеяли, бесконечно любили. Ребенок и мечтать не мог о лучших родителях.

Пока однажды мама просто не перестала быть счастливой.

После ее инцидента папа потерял себя и едва мог дышать в мою сторону. В основном потому, что у меня были глаза моей матери. Те же самые синие, которые умерли вместе с ней, были теми, которые я буду носить всю оставшуюся жизнь. Я был постоянным напоминанием обо всем, что он потерял.

Частичка меня умерла вместе с ней в тот день. Частичка, которая верила в волшебство, счастливый конец, любовь и всю эту чушь. Я бы никогда этого не вернул.

Я не могу избежать всей прошлой боли, вреда, которые причинили мне мои отец и мать, в моей повседневной жизни. Тем не менее, я могу сделать это в те часы, когда нахожусь на льду. Это время, когда я чувствую себя свободным. Это когда боль не определяет меня. Я не тот ребенок, который потерял свою мать из-за самоубийства, ребенок с небрежным отцом. За эти часы на льду я могу сделать все, что угодно, быть кем угодно.

Хоккей для меня - это не просто спорт. Это спасло мне жизнь. Это все еще спасает мне жизнь.

Я быстро набираю ответ, посылаю привет и засовываю телефон в задний карман. Я набрасываю на плечи голубую

рубашку вместе с толстовкой, провожу рукой по слегка влажным волосам и направляюсь к катку, чтобы посмотреть, как Валор заканчивает.

Холодный воздух ударяет мне в лицо, когда я выхожу из раздевалки. Я слышу, как Валор катается на коньках, прежде чем вижу ее. Она скользит, дрейфует по льду. Она такая плавная, что ее можно услышать за много миль. Она будет одной из величайших. Та, о ком люди будут говорить годами после ее смерти, маленькие девочки захотят вырасти и быть ею. Она единственная в своем роде, ее движения, общение, видение. Она была рождена, чтобы играть, создана для того, чтобы быть там.

В чем подвох? Сейчас ей всего пятнадцать. Представьте себе, какой она будет, когда закончит колледж.

Чертовски неудержимой.

Я засовываю руки в карманы, наблюдая через стекло, как она тренируется. Двенадцать шайб выстраиваются вертикально в центре льда. Все они находятся примерно в десяти дюймах друг от друга. Валор начинает с одного конца и прокладывает свой путь, создавая S-образную форму движения, как можно быстрее. Как только она забрасывает последнюю шайбу, она поворачивает к воротам, обводит Риггс и наносит удар кистью, отправляя шайбу в сетку.

Она собирается сделать еще один оборот, когда мой телефон снова жужжит. Я ожидал сообщение от тренера Финнегана, а не голую фотографию грудастой брюнетки, чье имя я не помню.

Ее имя указано в моем телефоне как Банни. Так что это означает одно из двух. Либо она трахается как кролик, что потребовало бы от меня ответа с подробностями о том, что я приду позже, либо потому, что у нее большие уши.

В любом случае, я определенно строю планы, потому что у нее феноменальные сиськи.

Я ухмыляюсь этой картинке, мои большие пальцы двигаются по клавишам, набирая время для встречи позже. Если мы не поедем к ней, мне придется снять номер в отеле, что всегда является занозой в моей заднице, но у меня есть строгое правило.

Никаких женщин в моем доме. Точка.

Мне не нравится, когда остатки духов остаются на моих простынях или нижнее белье в случайных местах. Мой дом принадлежит мне не просто так, к тому же женщины неправильно понимают, когда ты приглашаешь их к себе домой. Это как гребаное предложение руки и сердца.

— Почему у тебя такое лицо, будто у тебя запор? Ты принимаешь свои ежедневные витамины?
– Я поднимаю глаза от телефона на лицо Валор. В данный момент она наблюдает за мной с игривой ухмылкой, вопросительно приподняв бровь. Я издал тихий смешок, очевидно, я был слишком поглощен своим телефоном.

— Нет, это не похоже на запор, он, вероятно, сфотографировал член, - добавляет Риггс.

— Нет, у меня нет запора. Но спасибо тебе, Вэлли, за то, что ты так беспокоишься о моем кишечнике. Рад, что хоть кто-то. Аурелия, мне очень нравятся женщины и только женщины, - огрызаюсь я в ответ.

— Мог бы одурачить меня!
– кричит она, проходя мимо меня в раздевалку. Я потираю виски. Эта девушка выводит меня из себя.

— Дай мне десять минут, и мы сможем отправиться к Джио, - говорит Валор, следуя за Риггс.