Любовь и Хоккей
Шрифт:
— Еще фотографии. - Она запрокидывает голову назад, глядя в потолок, и скулит.
— Давай, убийца, я угощу тебя хот-догом после, - сообщаю я ей после того, как хватаю за руку и тащу к остальной команде, слушая ее нытье всю дорогу.
Прежде чем я полностью поворачиваюсь, мой отец выкрикивает мое имя, я поворачиваюсь и слышу:
— Горжусь тем, что я твой папа, малыш! Люблю тебя до самой луны!
Я лучезарно улыбаюсь, мое сердце сжимается в груди.
— Люблю тебя всю обратную дорогу!
– Я кричу, маша рукой.
Я качусь навстречу своей команде, все они
— Черт возьми, Риггс, ты что, испортила воздух?
– Я говорю, прикрывая нос.
Она пожимает плечами.
— Можно подумать, что вы все еще не привыкли к этому.
Я качаю головой.
Моя лучшая подруга, леди и джентльмены, вы никогда не догадаетесь, что ее мать была королевой театрализованного представления. Видели бы вы лицо Корделии, когда она вернулась домой после того, как состригла все волосы в стильную прическу пикси с челкой.
Может быть, если бы они были достаточно внимательны, то поняли бы, что она сделала это, чтобы обратить на нее внимание. Тем не менее, прическа обрамляла ее точеные черты лица. Если кто-то и мог носить ледяные светлые волосы в таком стиле, то это была бы она.
Она - воплощение секса на палочке. Благодаря многолетнему ношению брекетов у нее идеальные зубы, даже для хоккеистки. В то время как у моего левого переднего зуба есть небольшой скол от летящей шайбы. У фигуры Риггс изгибы в нужных местах, пронзительные шоколадные глаза, пухлые красные губы и естественный загар. Она сногсшибательна по любым стандартам. Этот тип красоты Меган Фокс. И есть я.
Я длинная.
Это, пожалуй, лучший комплимент, который я могу себе сделать. У меня длинный торс, длинные руки, длинные ноги, длинные рыжие волосы. Просто длинная.
И плоская.
Я - человеческий эквивалент Северной Дакоты.
Если вам нужно, чтобы кто-то дотянулся до верхней полки на вашей кухне, я- ваша девушка.
В тоже время Риггс, ей не нужен был парень, чтобы сказать, что она красивая, потому что она знала, что так оно и есть. Я бы убила, чтобы не нуждаться в таком заверении. Подайте на меня в суд за то, что я была девушкой, которая время от времени хотела слышать, что она хорошенькая.
По словам Риггс, парни моего возраста действительно называли меня хорошенькой. Просто не тот парень, которого я хотела. Старшеклассники были напуганы моими спортивными способностями, мной в целом. Я была выше ростом, могла жать лежа больше, чем весила, и даже не заставляйте меня начинать с моего матросского рта. Я не была фарфоровой куклой, трофеем, который они могли бы обхватить руками; для этого им понадобился бы табурет.
Бишопу не нужен был табурет. Он был настоящим мужчиной. Он никогда не заставлял меня чувствовать, что меня слишком много или слишком мало. У него был способ заставить меня думать, что я совершенна такой, какая я есть.
Когда его образ проносится у меня в голове, я тянусь к подвеске под майкой и щитками, цепляясь за нее. Я снова оглядываюсь, зная, что не увижу его, но стараясь быть обнадеженной. Мои чувства к Бишопу сменились с невинных на пошлые после того, как я достигла половой зрелости.
После того, что показалось мне тысячей фотографий, нам, наконец, разрешили направиться в раздевалку. Душ был как раз тем, в чем нуждалось мое ноющее тело. Единственное, что было лучше победы, - это снять свое снаряжение после этого. Я не торопилась, складывая все свои вещи в сумку, прежде чем войти в наполненный паром душ.
Я смыла игру со своих плеч, позволяя теплой воде стекать по моим уставшим мышцам. Я могла бы сказать, что мои ребра были в синяках после этого удара в начале игры, но ничего, с чем ледяная ванна не помогла бы. Мои пальцы нащупывают золотой кулон, свисающий с моей шеи. Я сразу же соскучилась по нему. Я бы хотела, чтобы он был там и наблюдал за игрой.
Би был занят. Он стал новым лицом "Чикагских Фурий", теперь, когда мой отец больше не играл, я видела его не так часто, как раньше. Я скучала по нему.
Со вздохом я выключаю кран, понимая, что последняя в раздевалке. Быстро вытираясь, я надеваю обтягивающие голубые джинсы, старую папину чикагскую футболку, позволяя моим слегка влажным волосам рассыпаться по плечам. Я засовываю ноги в старые кеды Converse, даже не потрудившись завязать шнурки. Перекидываю сумку через плечо и выхожу из раздевалки.
Я слышу восторженные крики, когда выхожу на арену, мои глаза ищут, пока я не вижу Риггс.
— Что происходит?
– Спрашиваю я.
— Девушки испытывают оргазм, потому что некоторые парни из «Фурий» здесь. Ты же знаешь, какие гормональные девушки рядом с хоккеистами, - заявляет она, бросая на меня понимающий взгляд.
Мои глаза расширяются, и я тут же начинаю искать своего отца. Через минуту я замечаю его, он стоит лицом ко мне, но с ним болтает еще более высокая фигура. Мурашки бегут по моей коже. Они поднимаются по моим рукам и спускаются вниз по позвоночнику.
Так происходит каждый раз. Это чувство никогда не проходит, сколько бы раз я ни пытался его игнорировать. Бишоп Маверик был моим криптонитом, моей ахиллесовой пятой, моей слабостью.
Его светлые волосы в беспорядке вьются, спадая прямо на плечи. Я знаю, что когда он повернется, менее кудрявые кусочки будут убраны с его глаз, но несколько упадут ему на лицо. Его борода в плей-офф будет легкой щетиной, покрывающей его челюсть и подбородок.
Я знаю его лучше, чем свои пять пальцев. Тьфу, подожди. Я ненавижу это высказывание. Кто вообще знает кого-то, как свои пять пальцев?
Я знаю его лучше, чем хоккей, и это? Это чертовски удивительно. Улыбка расползается по моему лицу, счастье расцветает в глубине моего живота, когда я прикрываю рот ладонями.
— Би!
– Я кричу ему громко, перекрывая все голоса, весь шум, смех. Мой голос разносится по арене, и я хлопаю его по плечу, заставляя его сначала повернуть голову, чуть повернув ее через плечо. Давая мне лишь мельком увидеть его ухмылку. Как только он видит меня краем глаза, его мускулистое тело полностью разворачивается, и это похоже на фейерверк.