Любовь и Хоккей

Джей Монти

Я сажусь на пол перед ней и протягиваю ей чай. Она берет его, заглядывает в чашку и приподнимает бровь.

— Ты пытаешься отравить меня?

Я смеюсь, качая головой.

— Нет, пока нет. Выпей, тебе станет лучше.

Она делает несколько глотков, прежде чем поставить бокал на пол между нами и тихо шепчет:

— Спасибо.

Я прочищаю горло.

—

Итак, ты собираешься рассказать мне, что произошло, или мне придется силой вытянуть это из тебя?

Закатив глаза и застонав, она начинает говорить:

— Это глупо, мама Кэти только что сказала кое-что, что вывело меня из себя. Я не хотела оставаться до утра и снова слышать ее голос.

Я поднимаю бровь, зная, что это еще не все. Она садится, накинув одеяло на плечи.

— Она сказала, что моему отцу нужно было поторопиться и найти жену, пока я не превратилась в мальчика или лесбиянку. И все потому, что я разговаривала с Кэти о том, как идут дела в хоккее. Весь вечер она рассказывала мне, какой я была не леди. Скрести ноги, Валор. Валор, не говори с набитым ртом. Валор, это. Валор, то. Я имею в виду, что такого плохого в том, как я себя веду?
– В конце ее голос срывается, и на глазах наворачиваются слезы.

Она резко встает, расхаживая по комнате. Я раздражен тем, что эта ситуация беспокоит ее, и наблюдать за тем, как она переживает эти эмоции, похожие на американские горки, больно.

— Да, я... я люблю спорт, и я беспорядочно ем все подряд, но это не делает меня мальчиком! Я ничего не могу поделать с тем, что у меня нет мамы, которая научила бы меня этим вещам, Би. Я ничего не могу поделать с тем, что она бросила меня! Я ничего не могу поделать с тем, что она ушла ...
– Она почти кричит, когда слезы начинают литься быстрее. Я быстро встаю, направляясь к ней. Обнимаю ее, крепко прижимая к своей груди. Ее маленькие ручки цепляются за мою рубашку, когда она дрожит рядом со мной.

— Почему она не хотела меня, Би?! Что со мной такого плохого, что люди бросают меня? Что я... я сделала?
– Ее голос дрожит. Она даже слова с трудом выговаривает. Я крепко зажмуриваю глаза. Я не знаю. Вот что я хочу сказать.

Я не знаю, Вэлли.

Моя мама тоже бросила меня. Она бросила меня и тоже не сказала почему, и каждую ночь я плакал, пока не засыпал, задавая один и тот же вопрос.

Но я не могу этого сказать. Я должен сказать что-то, что сделает ее лучше, что поможет ей. Я должен быть тем человеком, который был мне нужен, когда я был молод. Я говорю ей то же самое, что говорила мне жена тренера Эрика Анна, когда я злился на весь мир, злился на свою мать.

— Что я узнал о жизни, так это то, что отпускать не значит любить меньше, - тихо говорю я.

Одна слеза скатывается по ее бледному лицу и с громким стуком падает на стол. Я стискиваю зубы, поворачиваясь к официантке с вымученной улыбкой.

— Это все, - говорю я.

— О, я надеялась, что мы могли бы обменяться ну...

— Я сказал, это все, - повторяю я слегка раздраженным голосом.

Взмахнув

волосами, она стремительно уходит. Мое внимание возвращается к Валор, которая с каждой секундой выглядит все более уязвимой. Она неуверенна в том, чего не должны делать нормальные девочки-подростки. Она не знает, как поправить свои вьющиеся волосы, потому что ее никто никогда не учил. Всему тому, что должна была показать ей мать, она так и не научилась, потому что ее мама ушла.

Я лезу в карман, достаю маленькую коробочку с лимонными конфетами и толкаю ее через стол. Я держу немного при себе, когда она рядом, на всякий случай.

Ее глаза на мгновение загораются, когда она открывает их, отправляя горсть в рот.

— Ты превратишься в лимон.

— Лучше желтый, чем оранжевый.
– Она бросает взгляд на официантку. — Так вот, значит, какая девушка тебе нравится?

Я поднимаю бровь, вопрос шокирует меня. Очевидно, она знает, что я встречаюсь с женщинами, но никогда не задавала вопросов по этому поводу.

— Кто?

— Ты знаешь ... типа девушка, с которыми ты встречаешься или что-то в этом роде.

Мои глаза находят официантку, и я думаю, да, это та девушка, с которой я трахаюсь. Но я не могу сказать это пятнадцатилетнему подростку, поэтому просто пожимаю плечами.

— Я думаю, немного ближе к нормальному цвету кожи, хотя.

— Она даже не настолько хорошенькая. Что такого в таких девушках, как она?

Валор оглядывает Барби с ног до головы. Оценивая те же самые качества, которые я заметил ранее, и тут меня осенило. Резкое отношение, странные вопросы, все это.

Вэл ревнует. Я знаю женщин. Я знаю женщин, когда они чувствуют угрозу, а Валор - это, по сути, кошка, шипящая на Барби.

Лягушка размером с Техас впивается мне в горло. Валор похожа на мою младшую сестру, которую я очень защищаю. Вот только Валор уже не десять, она гормональный подросток, который больше не видит во мне просто друга.

Она видит во мне нечто большее. Она считает меня своим.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Внутри этого шлема так много гребаного пота. Разве это не был бы гребаный способ утонуть в собственном поту? Это звучит как что-то из сериала "Тысяча способов умереть". Моя коса выпала, и волосы прилипли к лицу, как щлепок по заднице. Я должна была просто отрезать ее, как это сделала Риггс.

— Салли, погрузи свою голову в гребаную игру!
– Тренер громко кричит на меня. Это встряхивает мои мысли, когда я вижу сцену передо мной. Я бросаю взгляд на часы: тридцать пять секунд. Перевожу взгляд на шайбу, которую несет по льду центровой другой команды.

Эта игра шла ноздря в ноздрю. Неудивительно, что мы старались обрубить это дело. У обеих команд были сильные и слабые стороны. Наш вратарь был не самым лучшим, что требовало от нашей защиты прилагать все усилия, чтобы не дать нападающим приблизиться к воротам.

Я вижу Риггс, которая смотрит на центрового так, словно охраняет последний хот-дог в Чикаго, и никто, я повторяю, ни одно гребаное тело не встанет перед Риггс и едой.

Прежде чем кто-либо сможет что-либо сделать, этот бедный центровой будет раздавлен. Риггс абсолютно, блядь, уничтожает ее. Толпа поглощает это. Я слышу крики и радостные возгласы. Господи Иисусе, бедняга, утром будет чертовски больно.