Любовь и ненависть
Шрифт:
кино озорничают. Так он на них как закричит, прости господи,
да по-матерному, а на Петрейкова хлопца: "Эй ты, ублюдок,
выматывай к..." - старуха стыдливо запнулась и потом
вполголоса добавила: - к такой-то матери. Вот истинный бог,
так и сказал. С амвона по матушке. Где ж такое видано, чтоб
поп в церкви матерился? Богохул это, а не поп.
Николай Николаевич вдруг разразился заливистым
хохотом, выговаривая сквозь смех:
– Ай да
– Я его посовестила, - продолжала жаловаться старушка.
– Что ж вы, говорю, рази ж такое позволительно? Это ж великий
грех. Так он меня за эти самые слова взят да за упокой и
помянул. Вот. За здравие надо, а он за упокой. Будто бы по
ошибке, а я знаю, что и совсем нарочно. Да еще говорит: "Ты
чехов читала?" А нашто мне его чехи. И что у них там такое
написано? Я женщина неграмотная.
Я догадывался: поп-озорник посоветовал рассказ Антона
Павловича Чехова прочитать. Отсылал, так сказать, к
"первоисточнику". Лейтенант не обратил внимания на
чеховскую "деталь" и резюмировал, продолжая смеяться:
– Отомстить решил. Не любит поп критики. А кто ее
любит, сама рассуди, Романовна?
– Ты уж поговорил бы, Николай Николаевич, в своем
райкоме, пусть бы нам партийца прислали, чтоб он тут порядок
навел. Ну? А то что ж это такое? В алтаре зеркало держит и
девкам моргает. Куда это годится!
– Так ведь церковь-то у нас отделена от государства,
райком вам ничем не поможет, - отрубил лейтенант.
– А ты поговори, - настаивала старуха с заискивающей
учтивостью.
– А что говорить? Вот если б он хулиганил, тут бы и
милиция вмешалась.
– И надо, чтоб милиция, - согласилась старуха. -И
хулиганил. А материться в церкви при народе - это как? И
хулиганство. А то что ж? И по закону по вашему не дозволено.
– Нет, Романовна, ничем не могу помочь, сами
разбирайтесь. Ваш поп - делайте с ним, что хотите. Прогоните
его, найдите себе другого, если не можете без попа обойтись.
С кадрами, я вижу, у вас не того. А, Романовна?
Она ушла не простясь и, кажется, обескураженная тем,
что нигде нельзя найти управу на "охальника-попа", к которому
она питала личную обиду.
Лейтенант своими рассказами укреплял во мне
посеянные Струновым зерна. Я твердо решил пойти работать
в милицию.
Преступники и их жертвы... Они не выходили у меня из
головы, не давали покоя. Почему и как становились люди на
путь преступлений, что их толкнуло или побудило? Я пытался
анализировать, но у меня тогда не
глубокого знания причин и мотивов преступлений. Теперь
другое дело - за год работы в столичной милиции мне
довелось столкнуться с самыми неожиданными сторонами
человеческой низости, подлости, которую мы называем
уголовщиной.
Вот и сегодня, как всегда, я пришел на работу к девяти
утра. Дежурный уже доложил начальнику происшествия за
ночь - работы хватит. На мою долю выпало два дела:
хулиганство и карманное воровство. Первое оказалось
несложным и даже веселым. Передо мной лежало заявление
заведующего рыбным магазином. В заявлении сообщалось,
что вчера в пять часов пополудни к нему в кабинет зашли двое
парней - оба студенты института - и избили его. Фамилии
хулиганов были указаны, к заявлению прилагалось
медицинское свидетельство. Заявление было предельно
лаконичным. Прежде чем разговаривать со студентами,
которые по распоряжению дежурного уже были доставлены в
милицию, я позвонил заведующему магазином и попросил его
подробней рассказать, как все происходило.
– Они что, были пьяные?
– Надо полагать!
– кратко ответил завмаг.
– Они на что-нибудь жаловались, что-нибудь требовали?
– Да нет, просто ворвались в кабинет. Один держал дверь,
чтоб, значит, никто не вошел, а другой подскочил ко мне и два
раза ударил меня кулаком. По голове...
– уточнил завмаг.
– Ничего не говоря?
– Ничего. Решительно.
– Вы их до этого знали, встречались?
– Никогда в жизни.
– Странно. Какой-то дикий случай. А каким образом
фамилии их узнали?
– Да тут наши... - завмаг запнулся, затем прибавил: -
Работники наши их знают. Один из них хахаль продавщицы
нашей. Есть тут у нас одна такая - я ее увольнять собирался.
– Ах вот в чем дело!
– вслух произнес я, начиная строить
в уме предположения.
И вдруг завмаг ошарашил меня неожиданной просьбой:
– Послушайте, товарищ капитан. Не будем затевать
волынку, верните мне мое заявление - и делу конец. Случай
действительно, как вы сказали, дикий. Парни были под
градусами. Продавщица, наверно, пожаловалась на меня, что
вот, мол, увольняет. Они погорячились. Черт с ними. Знаете,
лучше не связываться. Хулиганье ведь - будут мстить.
– Да что вы, это несерьезный разговор!
– возмутился я.
–
Разве можно такое прощать? Случай безобразный, и мы не