Любовь и ненависть
Шрифт:
чувствуя, что Василий не понял смысла слов Ларионова.
Постаралась объяснить. Василий ничего против банкета не
имел: банкет так банкет. Вообще мне он показался сегодня
каким-то мягким, покорным, сговорчивым. И улыбка его была
легкая, ласковая, и голос добрый, какой-то шелковый, без
присущих ему ноток металла и категоричности. Когда Ларионов
отошел от нас, Василий, посмотрев на меня долго,
внимательно, произнес с той задушевной теплотой,
произносят первое признание:
– Ты знаешь, Ирина, что ты есть сегодня? Ты светлая,
чистая память нашей юности. Правда... Женщина, победившая
время... Ну ладно, пойдем искать свои места - уже, кажется,
второй звонок.
Места у нас были отличные. Зал битком. Много
молодежи. Пожалуй, больше половины. Все как-то
взволнованно насторожены в предвкушении необыкновенного.
Ждали чуда. Оно явилось на сцене в образе уже немолодого
лысеющего человека, сутуловатого, но энергичного, с
крупными чертами лица и глазами навыкате. В руках он
держал поблескивающую перламутром гитару.
Забегая немного вперед, скажу несколько слов о Луиджи
Ваншенки, хотя бы то, что рассказал нам о нем в антракте
Аристарх Иванович. Последние пятнадцать лет Луиджи жил в
Китае, создал там национальный эстрадный оркестр, в
котором все, исключая самого руководителя, были китайцы. Да
и себя Луиджи считал китайцем и писал свое имя "Ван Шен-
ки". Года два назад китайцы, обуреваемые патриотическим, а
по сути дела, шовинистическим угаром, предложили Ван Шен-
ки, впрочем, как и многим другим "нетуземцам", покинуть
страну. Мол, у нас достаточно своих национальных кадров,
чтобы делать пролетарскую культуру.
Держался Ваншенки на сцене свободно, уверенно, я бы
даже сказала, слишком самоуверенно.
– Манеры гения, - шепнул мне Василий и усмехнулся,
впрочем незлобно.
Зато Эльза держалась очень скромно, просто, с
застенчивостью девушки, только что окончившей среднюю
школу. В коротеньком платьице, хрупкая, длинношеяя, с
тонкими чертами лица, с которого не сходила обворожительная
улыбка, она сама по-русски объявила номер и этим еще
больше расположила к себе зал. Ларионов сообщил, что
родители Эльзы - выходцы из России, хотя сама она приехала
в нашу страну впервые. Сначала она спела одну песенку под
гитарный аккомпанемент Луиджи Ваншенки. Затем две
песенки они пели дуэтом, потом снова пела одна.
Не знаю почему, быть может, оттого, что я ожидала
какого-то необыкновенного чуда, выступление знаменитых
артистов не произвело
Ваншенки, вопреки моему ожиданию, голос оказался очень
слабеньким. По тембру, даже по манере, он чем-то напоминал
молодого Утесова и зрелого Бернеса. Но когда запела Эльза,
зал пришел в бессловесное приятное недоумение: никто не
ожидал, что у этой хрупкой, очаровательно улыбающейся
девушки такой низкий с врожденной хрипотцой голос, довольно
сильный и отлично поставленный. Правда, сама хрипотца эта
на любителя. Например, мне и Василию не понравилась. Но
тут дело вкуса. Говорят, такие голоса теперь модны на Западе,
а мы, как известно, решили от моды не отставать, чтоб не
казаться несовременными, консервативными. Поэтому у
Эльзы Виолет сразу нашлось много поклонников и, надо
полагать, найдется немало подражателей. Я хочу сказать, как
резко не соответствовал ее голос внешнему облику самой
певицы.
Мы с Василием слушали концерт без восторга. Зал же
встретил популярных артистов доброжелательно, поначалу
даже бурно. Вполне возможно, что мы с Шустовым были
необъективны в оценке концерта, чему причиной, я полагаю,
было наше необычное состояние, связанное с событиями
истекшего дня. Я это вполне допускаю, потому что во время
концерта я иногда больше прислушивалась к ровному дыханию
Василия, чем к пению артистов.
После окончания концерта приглашенные на банкет - а
таких набралось, наверно, без малого сотня человек -
направились в буфет, где были накрыты столы. Мы с
Василием чувствовали себя посторонними среди незнакомых
людей. Правда, нас не оставлял без внимания Ларионов: сразу
же, как только кончился концерт, он подошел к нам,
возбужденный, какой-то преувеличенно деятельный, и увлек в
буфет - импровизированный банкетный зал. Там он был,
видно, "свой человек", то и дело отвечал на поклоны и
приветствия, не забывая при этом главного - накрытого стола,
к которому шел с целеустремленным нетерпением. И нас за
собой тащил.
– Аристарх жаждет влаги, - пошутил Василий, садясь
рядом с Ларионовым.
Я не обратила внимания на своего соседа по левую руку
от меня - справа сидел Василий. Не знаю, когда появился этот
сосед за столом; раньше или позже нас. Только вдруг я
услыхала почти у самого уха его тихий, проникновенный голос:
– Здравствуй, Ирина.
Я вздрогнула и, казалось бы, по законам элементарной