Любовь и ненависть
Шрифт:
друг на друга. Потом он осторожно взял мою руку, поднес ее к
своим губам и заговорил приглушенным вздрагивающим
полушепотом:
– Милая, прелестная Ирен. Мы с вами люди, и ничто
человеческое нам не чуждо, а посему через год-полтора уедем
мы с вами в Одессу и будем жить большой, широкой жизнью.
Вы согласны? Ну отвечайте. Согласны? А то хотите - в
Ленинград, в Москву, в Киев. Мы ни в чем не будем нуждаться,
у вас все будет,
жизни. Купим "Волгу" или "Победу", дачу на берегу Днепра или
под Москвой.
– Для широкой жизни нужны большие деньги. По крайней
мере миллион нужен, - так, ни к чему, просто шутки ради
сказала я, но он, должно быть, всерьез принял мои слова и
решил похвастать.
– Нам с вами на первый случай и половины хватит. А там
видно будет.
В характере Аркадия Остаповича не было хвастовства, я
это знала и была уверена, что его разговоры о
полумиллионном состоянии совсем не фантазия
подвыпившего молодца, а не очень тонкая - потому что все-
таки он подвыпил, - но точная информация. Меня это
несколько забавляло. Я ни о чем сегодня не хотела думать -
мне просто было весело и хорошо. "Победы", "Волги", дачи и
квартиры - все это меня уже не прельщало. Только один
вопрос как-то не очень заметно промелькнул в сознании:
откуда у Дубавина такое состояние?
– Вы что, наследство получили от богатого дядюшки?
Быстрая легкая улыбка, как тень, скользнула по его
тонким, с ироническим изгибом губам и вмиг исчезла, а в
глазах встревоженно забегали холодные искорки.
– Мои родители - состоятельные люди. А потом, и я сам
давно работаю. Заполярный оклад, сбережения. Много ли
одному надо, - заговорил он уже совершенно трезвым голосом,
до того трезвым, будто он вообще ничего не пил. А пили мы в
этот вечер немало: наверно, по бутылке вина на душу.
– Кто ваши родители? - продолжала я допрашивать с
настойчивостью разборчивой невесты.
– Оба - и отец и мать - крупные ученые-изобретатели, -
как-то между прочим и не очень охотно ответил Дубавин.
Я подумала: мой отец адмирал, но такое состояние ему,
наверно, никогда не снилось. А он вдруг предложил:
– Давайте, Ирен, отходить ко сну. Утро вечера мудренее.
Вы, надо полагать, изрядно устали, - и, поймав мой совсем
недвусмысленный взгляд на стол с обычным после гостей
беспорядком, небрежно проронил: - Завтра уберем. Где вам
стелить - здесь, на диване, или там, в спальне?
Вопрос простой, даже слишком простой. А вот как на
ответить, хотя он и не был для меня неожиданным: на всякий
случай я предугадывала его уже тогда, когда вшестером мы
сели за стол и подняли первые бокалы. Где мне стелить? В
полукилометре отсюда у меня есть своя постель. Я так и
ответила Аркадию Остаповичу.
– Да полно вам, небось устали, соседей будете
беспокоить. Какая вам разница? Ложитесь и спите спокойно,
приятные сны смотрите.
Спокойно ли? Конечно, мне не хотелось тревожить
Плуговых, они, наверно, только-только улеглись спать после
гулянки. Именно эта, а не какая-нибудь другая причина
заставила меня остаться здесь.
– Хорошо, - сказала я.
– Оккупирую ваш диван - как-никак
здесь поближе к выходу, если сон окажется беспокойным.
Так оно и случилось. Я даже не успела задремать, как
почувствовала рядом с собой Дубавина.
– Не спится мне, Ирен, - сказал он невозмутимо, будто
жалуясь на бессонницу.
– Мне тоже, - сухо ответила я и встала с дивана, включив
настольную лампу. - Пойду-ка я домой. Ночевать все-таки
лучше дома.
Провожать себя я не разрешила, сказала, что, если он
выйдет на улицу, я закричу. Он испугался скандала и не
вышел. На улице слегка морозило и было приятно дышать.
Темнота стояла не очень густая, в небе кое-где неярко
поблескивали звезды. Пройдя полсотни шагов, я
почувствовала, что за мной кто-то идет. До первых домов
поселка оставалось метров двести пустынной дороги. Что-то
неприятное кольнуло под ложечкой. Я оглянулась. За мной
торопливо шел человек. Я была убеждена, что это не Дубавин.
Может, я порядочная трусиха, но мне стало как-то жутко. Что
делать, если это окажется злой человек? Кричать? Кто
услышит? И вдруг голос:
– Ирина Дмитриевна, не спешите так.
– Боже мой, товарищ Кузовкин! Как вы меня напугали. У
меня даже имя ваше из головы выскочило.
– Зовите просто Толя, - сказал он с какой-то
неловкостью. - Что ж вы одна в такой поздний час? Без
провожатого?
– Так случилось.
– Тогда разрешите мне вас проводить?
– Буду просить вас об этом.
Лейтенант пошел рядом со мной, изредка и несмело
касаясь моего локтя, когда я оступалась на скользкой и
неровной дороге. Помолчали. Чтоб не говорить о погоде - я
чувствовала, что он сейчас именно о ней заговорит, - я
спросила, как он встретил праздник.