Любовь и верность
Шрифт:
Поцелуй… Само это слово как вздох – сначала выдыхаешь, потом словно набираешь силу и мягко выдыхаешь еще раз. Кончики его пальцев вжались в ее плечи, когда их губы соединились, и Мэри, потянувшись, встала на цыпочки. Алек подвел ее к подлокотнику дивана, она скользнула через него вниз, и он последовал за нею. Было бы правильнее, если бы они начали поцелуй, приведя себя в порядок, однако Мэри не возражала против того, чтобы их конечности и одежда спутались, пока Алек делает то, что делает. Теперь она сидела у него на коленях, он крепко держал ее в объятиях, его язык играл с ее языком,
Мэри никогда не задумывалась о поцелуях. Она переносила слюнявые поцелуи маленьких племянников и лишь под страхом смерти призналась бы в том, что девушки учились целоваться в темном дортуаре Академии для молодых леди мисс Эмброуз, где они тренировались друг на друге. Но Алек, без сомнения, превосходил в этом искусстве всех остальных.
К тому же так приятно прижиматься к его большому телу. В его объятиях Мэри чувствовала себя защищенной. Оберегаемой. Ценимой.
Мэри хотелось целоваться с Алеком вечно. Но у обоих были неотложные дела. Однако очень скоро близость заставит их изменить выражение лица, и это будет более рискованно, а на них окажется меньше одежды.
Ну а пока у них есть несколько секунд приятного бессилия, чередующегося со вспышками электричества. Мэри играла в удивительную игру без правил. Для женщины, которая ценит во всем порядок, она, как это ни печально, оказалась совершенно неорганизованной и полностью отдалась на милость лорда Алека Рейнберна.
Хотя идея начать принадлежала ей. Но Алек с готовностью поддержал ее. И твердость его чресел служила тому подтверждением. Как, должно быть, странно быть мужчиной, тело которого служит барометром его возбуждения, в то время как женщина хранит все свои секреты при себе. Кроме – о! – отвердевшего соска, требовавшего внимания, которое он и получил от ловких пальцев Алека. Голова Мэри запрокинулась, и Алек продолжил свои изыскания. Его шевелюра задрожала от волны жара, исходившего от ее тела. Должно быть, она красная, как висевшие на окнах гардины.
Надо прервать поцелуй, несмотря на то, что ей очень не хотелось этого. Мэри не собиралась терять невинность на старом кожаном диване посреди дня. Грудь Алека широкая и твердая, и Мэри стоило немалых усилий постучать по ней кулаком.
Отодвинувшись, Алек потряс головой, чтобы прийти в себя.
– Слишком много или недостаточно? – спросил он.
– И то и другое, – ответила Мэри, заметив опасный блеск в его глазах. – Тебе надо встретиться с судьей, а мне – написать письмо.
Алек приложил ладонь к ее щеке и стал поглаживать большим пальцем уголок ее рта.
– Я обнаружил, что сейчас мне не хочется никуда ехать, – сказал он.
– Честно говоря, мне тоже не хочется, чтобы ты уезжал, – призналась Мэри. – Но сегодня еще не понедельник.
– Не понедельник? Какого дьявола ты говоришь о понедельнике?
Мэри почувствовала, что его лицо становится горячее.
– Мы договорились о понедельнике, – напомнила она. – С-сделать это в понедельник.
– Это? – На лице Алека засияла улыбка. – Моя дорогая мисс Арден, я – человек нетерпеливый. Я чувствую, что мы не должны терять ни минуты, и я уж точно не буду ждать до понедельника, чтобы сделать «это», как
Мэри никогда не будет принадлежать ему, какой бы смысл он ни вкладывал в эти слова. Их миры несопоставимы, у них разная философия. Господи, да он даже не знает ее полного имени!
– Мы сможем поговорить об этом позднее, когда ты вернешься, – заявила Мэри, соскальзывая с его колен. Кожа дивана под ее попкой зашуршала, что послужило еще одной причиной ее замешательства.
– Поговорим, да? Это можно растолковать по-разному. Но… – внезапно лицо Алека обрело серьезное выражение, – если это все, что ты способна вынести после вчерашнего кошмара, пусть это будет просто разговор.
Мэри уже почти забыла доктора Бауэра и его нападение. Он уже находился в одном из аккуратно составленных ящичков в ее голове и был крепко заперт на ключ. И она не позволит ему выскочить оттуда с его безбородой розовой физиономией и встать между нею и Алеком. Этот человек не сможет испортить ее единственный шанс.
– Спасибо за понимание. – Досада на лице Алека доставляла Мэри удовольствие. Она не из-за Бауэра хотела отложить интимную встречу на завтра. Надо, чтобы все было безупречно. С одной стороны, ей не хотелось, чтобы шарф сдавливал ее шею, а в животе у нее порхали бабочки. Она должна подготовиться к ночи понедельника – надеть одно из своих новых неглиже, распустить чистые волосы, надушить все тело.
– Что ж, тогда я тебя покину. Скоро кто-нибудь придет сюда.
– Пусть не спешит, – попросила Мэри. Ей хотелось принять ванну, чтобы успокоиться и привести себя в порядок.
Встав, Алек подошел к открытой двери. Кто угодно мог видеть, как они обнимаются. Им надо быть осторожнее. Но если они поселятся в уединенной сторожке, у них обоих будет больше свободы.
Свободы для исследований. Свободы для того, чтобы совершить самую лучшую из ошибок.
Глава 25
Мэри решила, что письмо может подождать. Ее слишком интересовал дом Алека, чтобы покорно сидеть в библиотеке. Она не станет беспокоить рабочих внизу, производящих такой шум, какой мог бы разбудить и мертвого. Не дожидаясь, пока кто-то поднимется наверх и остановит ее, она стала открывать двери в длинном коридоре. В большинстве комнат мебель была накрыта чехлами, а гардины задернуты. Тут было много спален, но, похоже, ни одной из них не пользовались. Вероятно, Алек спал на старом кожаном диване, когда приезжал сюда.
Мэри поднялась по винтовой лестнице, держась за веревочные перила. Рейнберн-Корт очень напоминал замок, и Мэри без труда представляла себе, как мужчины дерутся на шпагах на этих широких ступенях. Поднимаясь, она может представлять себя Рапунцель, осмотреть жилище Алека и выяснить, можно ли за лесной долиной увидеть отель «Форзит пэлас».
Слегка задыхаясь, Мэри увидела запертую дверь в самом верху лестницы. Вообще-то запертые двери для нее не проблема. Мэри как-то раз получила профессиональный урок этикета от частного дознавателя, которого нанимала для помощи в одном сложном деле. Иногда она сама не справлялась со всем, хотя это бывало нечасто.