Любовь и золото
Шрифт:
— Зачислишься, устрою тебя в отдельные апартаменты, чтоб барышень мог водить, заговорщицки подмигнул Альберт Григорьевич. — И никаких «но»! Все будет так, как я скажу. Будь умницей, и мы с тобой таких дел натворим!
— Мы с вами? — рассеянно переспросил Вадим.
— Мы с тобой, студент Кротов…
Грязный, помятый, в давно не стиранной гимнастерке, Боров чувствовал себя крайне неуютно в чистеньком и опрятном кафе под открытым небом. Но так уж получилось, что давнишний его кореш Витька Кротов специально приехал в воинскую часть, чтобы повидаться с ним. Сказал, что жутко соскучился,
И вот теперь, вдоволь нагулявшись по не отмеченному на географической карте маленькому городку, наговорившись на всю оставшуюся жизнь, они решили перекусить. Угощал, естественно, Крот.
Биточки с гречкой уже были съедены, компот выпит, когда лицо Виктора вдруг сделалось серьезным, взгляд потускнел.
— Ты же догадался, что я к тебе не просто так заскочил, — тихо сказал он. — Догадался ведь, Боров?
— Сколько раз просил… Не Боров я!
— Ну, хорошо, Александр… — Крот расстегнул ворот рубахи. — Скажи мне одну вещь… Где Жека?
— А я откуда знаю? — Боров опустил глаза. Врать он так и не научился.
— Знаешь, Саня, знаешь… Но почему-то скрываешь…
— Потому что ты его убьешь…
— А это тебя сильно колышет? — вскипел Виктор. — Жалко тебе его?
— Не жалко… как-то виновато пробормотал Боров. — Просто не хочу ввязываться в это дело.
— Придется ввязаться, — натянуто улыбнулся Крот. — Он батю моего грохнул. Сам понимаешь, я этого так не оставлю. Не бойся, в любом случае твоя репутация честного гражданина останется незапятнанной, клык на пидора даю! Кстати, уж не попками ли вы подружились? Откуда у тебя такая к нему привязанность, любовь и нежность?
— Брось, Крот… — скривился Боров. — Прости… Не могу я тебе сказать… Не могу…
— И после этого ты еще смеешь называть себя другом? — Виктор поднес зажженную спичку к дрожащему кончику сигареты. — Прям как в той песне… Друг, оставь покурить, а в ответ тишина… Не оставил друг. Все скурил сам… Санька, ты пойми… Я ж ни перед чем не остановлюсь…
— Именно этого я и боюсь… — шмыгнул носом Боров. — И Жеку порешишь, и себя погубишь.
— О себе я позабочусь… А тебя, если через секунду не назовешь адрес… Собственными руками, Санька… Поверь, собственными руками… И это все что угодно, но только не шутка… У меня бабка больная, я ее на соседа оставил. Не настроен я сейчас шутить…
— На конверте не было обратного адреса, — после небольшой задумчивой паузы промямлил Боров.
— Ох, врешь, Санька…
— Чем поклясться?
— О чем же он тебе писал?
— О том, что грузчиком устроился, что у тетки живет…
— Так у него есть тетка? — удивленно вскинул брови Крот. — Не знал, ёшкин кот… Но где эта чертова тетка? Где?
— В Налимске… У самого вокзала… Конкретней не знаю.
— Сучара!.. — Виктор с досады грохнул кулаком по столу. — Два года под самым боком, рядом совсем… Спасибо тебе, Саня. — Он приобнял Борова за плечи. — Ссыкло ты, конечно, редкостное… Мать родную продашь, лишь бы шкуру свою спасти… Но помог сильно. И я за это по гроб жизни тебе буду благодарен…
Глава 23. Мертвый корабль
А на следующее утро небо вдруг затянуло тучами и начался шторм. В общем-то для нормального корабля шторм был совсем небольшой — так, маленькая зыбь, способная вызвать у матросов лишь легкую тошноту.
Суденышко бросало из стороны в сторону. Волны были так велики, что, того и гляди, могли накрыть бот каждую минуту. Ветер нес посудину куда-то ко всем чертям, морская пена хлестала адмиралу в лицо, попадала в рот, в легкие.
Дрейк то бросался к рулю, то хватал ковш и начинал вычерпывать со дна воду, которая все время перехлестывала через борта, то пытался выправить парус, готовый вот-вот треснуть по швам от сильного ветра.
Так продолжалось не день, не два, а целую неделю. Целую неделю адмирал не сомкнул глаз, не присел на лавку, чтобы перевести дух и подкрепиться. Все семь дней он находился в таком страшном напряжении, которое любой другой человек не смог бы выдержать в течение трех часов.
А потом шторм закончился. Закончился так же внезапно, как и начался. Как будто кто-то решил покарать адмирала за все, поиздевался над ним за его грехи да и успокоился.
Дрейк даже не сразу понял, что все кончилось. Просто вдруг заметил, что вода через борта не перехлестывает, что лодку не нужно держать носом к волнам и что парус уже не лопнет. К этому времени ему вдруг начинало казаться, что Питер плывет за лодкой с кинжалом в руке, то вдруг чудилось, что бот уже давно пошел ко дну и он вместе с ним медленно погружается в холодную темноту, то вдруг начинал кричать, отдавая команды своим матросам.
Когда все кончилось, он упал на колени, дрожащей рукой выдернул клепу из бочонка, долго и жадно глотал воду, а потом повалился на дно, залез под кусок парусины и провалился в забытье, отдав корабль на волю Господа.
Сколько адмирал проспал — не известно. Может, несколько часов, а может, несколько дней. Все это время бот был предоставлен только ветрам и течениям. Когда Дрейк очнулся и вылез из-под парусины, была ночь и на небе ярко светили звезды. Был штиль, и поверхность воды была гладкой, как зеркало.
— Неужели это и есть смерть? — тихо прошептал он и сел.
Звезды отражались в воде, и казалось, будто бот висит в небе.
Панический ужас вдруг охватил адмирала. Никогда раньше он так не боялся открытого пространства, как сейчас. Дрейк то казался себе букашкой, каким-то ничтожеством в этом бесконечном безмолвии, то вдруг начинал ощущать себя просто великаном, и если он поднимет руку, то может случайно задеть луну, и она свалится в море. От ужаса даже закружилась голова.
Дрейк зажмурился в страхе и просидел так некоторое время. Стало немного легче.
— Так недолго и свихнуться, — пробормотал он. Собственный голос казался каким-то слишком громким, резким и невозможно хриплым. У живых людей просто не может быть такого голоса.
И вдруг адмирал понял, что хочет есть. Хочет просто до рези в животе.
— Значит, я жив, — обрадованно вздохнул он и принялся искать какую-нибудь пищу.
Хлеб во время шторма размок и превратился в противную вязкую жижу. Пришлось выбросить его за борт. Остались только вяленое мясо и пресная вода. То, что мясо тоже было подпорчено морской водой, нисколько не смутило адмирала. Привыкший к изысканным блюдам, сегодня он готов был съесть самые жалкие отходы. Жадно отрывая зубами целые куски и совсем не пережевывая, он поглотил не меньше фунта. Запил водой и только теперь почувствовал себя относительно сытым.