Любовь и золото
Шрифт:
Первые несколько страниц в книге были выдраны, остальные все исписаны чернилами — видно, на них чинили перо. Никита поднял томик и сунул себе за пазуху.
— Чего там воруешь?! — раздался вдруг рев прямо у него над ухом. Никита вздрогнул и побледнел.
— Да я ничего, я так. — Он достал книгу и дрожащей рукой протянул ее стражу порядка.
Городовой взял, повертел в руках, перелистал, потряс для порядка и сказал:
— Это можешь брать. Я думал, там ассигнации. — И швырнул книгу обратно в кучу. Никита
Когда он вернулся к себе в номер на Потылихе, хозяйка еще с порога выбежала навстречу, улыбаясь во весь беззубый рот, и нежным голоском затараторила:
— Ой, касатик, что ж ты так долго ходишь? Я уж и волноваться за тебя начала, времена-то нынче, сам знаешь, какие. Ты бы сказал, когда вернешься, я бы щец подогрела, пирожков бы напекла. А то небось проголодался по городу-то шастать.
Никита решительно ничего не понимал. Сегодня утром эта старуха показалась ему ворчливой ведьмой, от которой стакана горячего чаю не допросишься, а теперь вдруг такая перемена.
— Да нет, спасибо, я не голоден, — смущенно забормотал он.
— Ну как же это — не голоден, именно, что голоден, — замахала руками хозяйка. — Ты иди пока к себе в нумер, а я через четверть часа обед принесу.
— Нет, мне не надо, я… — пытался отговорить ее он, но она и слушать не хотела. Все напирала, подталкивая к лестнице.
— Ну что ж, спасибо, — сдался наконец Никита.
— Я вам особо заплачу.
— Да уж не надо никаких денег, — сюсюкала она.
— Мы тебя и так накормим, отчего не попотчевать хорошего человека?
Это было крайне странно. Никита поднялся к себе и уселся на табурет в полном недоумении. Только утром она готова была полчаса торговаться из-за лишней копейки, а теперь вдруг не только вызвалась накормить бесплатно, но еще и уговаривает его принять еду, как будто он какая-то важная персона.
— Важная персона! — Он вдруг вскочил и подкрался к двери. Тихонько вынул ключ и наклонился к замочной скважине.
Так и есть. На лестнице уже стояли трое городовых и четверо в штатском. Старуха что-то шептала им, активно жестикулируя и все время показывая в его сторону.
Одного из людей в штатском Никита узнал. Это был Зяма. Господи, значит, не добил он его тогда!
И как им так быстро удалось его разыскать?
Схватив с пола тяжелый стул, Никита поднял его над головой, разбежался и швырнул в окно. Окно вылетело вместе с рамой.
— Стой, сволочь, стрелять буду! — закричали за спиной, и Никита выпрыгнул.
Он упал на крышу. Над ухом что-то просвистело, а потом сзади раздался хлопок — по нему стреляли.
— Ни с места, подлец, пристрелю! — вопил кто-то.
Но Назаров не слушал. Он несся по крыше, гремя сапогами. Еще два выстрела прогремело за спиной, но он не останавливался.
— Стреляйте, олухи, уйдет же! — вопил Зяма
Никита сразу узнал его голос. Подбежав к краю крыши, посмотрел вниз, зажмурил глаза и прыгнул.
Он упал на дровяницу и больно ушиб колено. Но тут же вскочил и помчался дальше. Бежал минут двадцать, петляя по переулкам и проходным дворам. Сначала слышал за собой топот кованых полицейских сапог, но потом погоня отстала. Для верности покружив по переулкам и задним дворам еще немного, он остановился в какой-то подворотне и сел на ступеньки, чтобы перевести дух.
Спина была вся мокрая от пота, руки и ноги тряслись, сердце колотилось так бешено, что готово было лопнуть, как спелый арбуз.
В этой подворотне Никита просидел до темноты. Дом оказался на ремонте, и в нем никто не жил. Но ночью городовые наверняка заглянут сюда и поэтому нужно было выбираться.
Нога болела невыносимо, но Назаров старался не обращать на это внимания. Быстро шагал по переулкам, все время оглядываясь по сторонам, стараясь избегать широких проспектов и прижимаясь к стене каждый раз, когда вдали слышался стук экипажа.
Только на Хитровке он успокоился. Знал, что сегодня с облавой сюда не сунутся. А если и сунутся, то тут столько ходов-выходов, что уйти не составит никакого труда.
В «Каторге» гулянье было в самом разгаре. Деловые собирались на «работу», а это всегда сопровождалось буйным весельем и пьянством, потому как все понимали — кто-то может и не вернуться.
Когда Никита ввалился в трактир, все посмотрели на него и сразу определили, что с ним произошло. Тут давно научились все понимать без всяких слов, с первого взгляда. К нему подскочил какой-то юркий мужичок с бегающими глазками и коротко спросил:
— Откуда?
— С Потылихи. — Назаров бессильно опустился на лавку.
— Слышали, ребятки, — громко объявил юркий, — на Потылиху сегодня не суйтесь, там фараонов полно будет. А ты, мил человек, тут не сиди, иди наверх, в номера. Там Рябой тебя спрячет, спать положит.
— Да дай ты человеку отдышаться! — пробасил кто-то, окутанный папиросным дымом. — Видишь, еле живой ушел.
Перед Никитой тут же поставили рюмку и положили кусок хлеба.
— А я его знаю, он сегодня к Спирьке приходил, — раздался чей-то голос.
— Ну так сведите его к деду, пусть тот его и обхаживает.
Казалось бы, про Никиту сразу забыли, вернувшись к своим прежним разговорам. Но когда он встал, махнув рюмашку, к нему тут же подскочил мальчонка, ухватил за рукав и сказал:
— Пойдем, провожу к деду, а то сам не найдешь.
— Пойдем. — Никита послушно кивнул.
Долго шли по темным узким коридорам, все время то поднимаясь, то спускаясь по крутым лестницам, в темноте рискуя свалиться и сломать шею. Наконец мальчишка остановился и постучал в незаметную дверь.