Любовь и золото
Шрифт:
Работу в шахте остановили на целую неделю. По ночам шла погрузка сундуков на французский миноносец, который курсировал неподалеку.
Андре в тот же вечер уплыл на соседний остров, где был аэродром, и оттуда улетел в Париж, дав строжайшее указание лишить Рене всяческой связи с внешним миром.
Это газетчик обнаружил на следующее утро, когда пошел на почту отправить телеграмму матери о том, что не сможет приехать на ее день рождения.
— Простите, но я не могу принять от вас телеграмму, — сухо сказал ему дежурный
— Почему?
— Начальник участка запретил принимать от вас какие-либо послания, пока он не вернется.
— Андре? Так это он вам запретил? — Рене даже перекосило от злости. — Но ведь это сугубо личная телеграмма, вы же сами видите.
— Простите, — развел телеграфист руками. — Ничем не могу помочь. Это не в моей компетенции.
— Ладно. Как знаете. — Рене неожиданно улыбнулся и пожал плечами. — Не можете, так не можете.
Этого он так оставлять не собирался. Как будто какой-то чертик внутри него выскочил из табакерки. Раз запрещают, значит, это и нужно делать во что бы то ни стало. Он не успокоится, пока не сделает. Такой уж у него был склад души. За эту черту характера его и держали в редакции, хотя именно за нее и ненавидели все, включая начальника.
На пляже по случаю отмены всех работ было полно народу. Работяги плескались в прибрежных волнах, резвились, как дети, и дрыхли на песке. Рене посмотрел на них из зарослей и углубился в лес. Долго бродил между деревьями, пока не нашел то, что искал.
— Вот как раз то, что надо, — тихо пробормотал он и огляделся по сторонам. Никого вокруг не было. Тогда Рене скинул с плеча сумку, достал из нее пакет сухого льда, который стянул в столовой. Положил лед на ногу и перевязал скотчем. Чтоб не было страшно, откупорил бутылку бренди и выпил несколько глотков.
— Ну теперь, кажется, можно. — Он постучал по ноге кулаком и даже ущипнул. Нога замерзла совсем, даже начало пощипывать. Рене встал и сунул ее в развилку между двумя деревцами, слегка оттянув одно в сторону. Ногу зажало, как в тисках.
— Мамочка, как же страшно! — Рене зажмурил глаза, набрал в рот побольше воздуха и резко дернул ногу в сторону. Раздался хруст, и газетчик, сцепив зубы, тихо заскулил от боли.
— Помогите! Помогите!
Отдыхающие, услышав этот крик, как по команде завертели головами.
Затем, собравшись с силами, он, с трудом волоча ногу, пополз к берегу, влез в воду и закричал:
— Помогите, я разбился, помогите!
Наконец кто-то увидел того, кто звал на помощь.
— Вон он, у камней!
Все побежали к камням. Там, на отмели, лежал Рене. Вся голова у него была в крови, на плече виднелась огромная ссадина, а нога неестественно вывернулась. Его тут же подхватили и вытащили на берег.
— Как же тебя угораздило, приятель? — спросил кто-то.
— Купаться пошел, — еле слышно простонал Рене. — Волна… Меня понесло на камни… Нога…
— Быстро к врачу! — Он потерял
В лазарете вдруг выяснилось, что куда-то пропала его медицинская карта и не могут сделать укол.
— Да не могу я! — испуганным голосом оправдывался врач. — А если у него аллергия, и он у меня тут помрет? Нужно отправлять его в нормальную больницу, где сделают анализы. Быстро грузите его на катер и везите на соседний остров. Я только шину на ногу наложу.
К концу дня Рене уже лежал в больнице, в отдельной палате. Но утром, когда медсестра пришла делать ему укол против столбняка, в койке его не оказалось.
Самолет летел без посадок десять часов. И все это время пассажиры удивленно наблюдали за парнем, который летел прямо в больничной пижаме и с ногой в гипсе. Несколько раз к нему подходила стюардесса и каждый раз он просил одно и то же:
— Принесите анальгина и холодного бренди со льдом.
В Орли лайнер приземлился в четыре часа утра. Быстро пройдя таможню, Рене сразу бросился к телефону. Трубку долго никто не брал. Наконец раздался злой заспанный голос шефа:
— Алло! Кто это так глупо шутит?
— Привет, Лоран. Это я, Рене.
— Какой еще Рене?
— Тот самый, которого ты засунул на край света. Да проснись ты, наконец!
— А-а, это ты? — Лоран наконец сообразил, с кем говорит. Слушай, если хочешь узнать кое-что интересное, то в Париже сейчас половина четвертого утра. Смешно, правда? У вас там, небось, день в разгаре?
— Нет, у нас в Орли тоже половина четвертого. Приезжай за мной прямо сейчас, а то меня в полицию заберут в моем наряде! — Рене поежился от холода. — И захвати бутылочку «Бурбона*.
— Постой, так ты в Париже?! А какого черта?.. — начал было кричать Лоран, но Рене его перебил.
— Приезжай поскорее, а то я ждать не буду! Продам материалы Жаку из «Пари Матч* — не обижайся потом! — крикнул он и повесил трубку.
— Так ты точно уверен, что они нашли сокровища? — спросил Лоран, когда Рене закончил свой рассказ. — Может, ты ошибся?
— Клянусь тебе! Я держал это серебро в своих руках. — Рене отпил еще коньяка. — Господи, как нога болит, сил нет.
— Что-то мне не очень верится. — Лоран завел мотор и вырулил на трассу. — И из-за этого ты сюда примчался за свой счет?
— Если не веришь, вот на это посмотри. — Рене полез в карман и протянул шефу серебряную монету. — И не говори, что мне этим дали сдачу в местном баре.
Лоран повертел монету в руках, присвистнул, резко развернул машину и поехал в другую сторону.
— Осторожнее, черт! Ты куда? — завыл Рене, хватаясь за ногу.
— В редакцию. — Лоран бросил монету Рене на колени. — Попробуем сунуть это в утренний номер. Назовем «Клад пиратов на военной базе»… А потом хоть месяц сможешь валяться в больнице…