Любовь, которая убивает. Истории женщин, перешедших черту

Моц Анна

Убийство стало кульминацией не только трех десятилетий жестокого обращения, но и недавней эскалации их брака и его поведения. Когда дети переехали, Рэй все чаще терял контроль над собой и стал бить Лиллиан, оставляя следы там, где их уже нельзя было скрыть одеждой. Однажды он ударил ее по лицу, из-за чего под глазом появился синяк. Лиллиан пришлось отменить поход в гости к пожилым родителям. В другой раз он попытался ее задушить впервые с того момента, как она была беременна Томми. Лиллиан чувствовала, что ей угрожает серьезная опасность со стороны мужчины, чьи издевательства становились все более регулярными и который уже не пытался скрыть свои внебрачные связи, в том числе секс по телефону в пределах слышимости. Потенция Рэя ослабевала, поэтому он нуждался в более ярких сексуальных фантазиях для возбуждения. Вероятно, это и подтолкнуло его к беспечному использованию таких сервисов. Если он и знал, что Лиллиан может его слышать, или ему было все равно, или, что еще хуже, он наслаждался унижением и болью, которые это причиняло ей. Если бы он был моим пациентом, я могла бы сказать ему, что он

по-садистски обращается с женой и вымещает гнев на всех женщин исключительно на Лиллиан. Я бы попыталась отстраниться от его агрессии, вылечить депрессию, которая лежала в основе такого поведения и подпитывала его, а также предприняла бы практические шаги по защите его близких. Я бы уточнила, есть ли дома оружие и что он может сделать, чтобы не утратить полный контроль над собой. Но он не был моим пациентом, а я не могла контролировать его агрессию – ни внутреннюю, ни внешнюю. Казалось, что и он тоже.

Лиллиан все сильнее боялась дальнейших действий Рэя, но в то же время впервые за долгие годы начала видеть возможность другой жизни. Пока дети жили с ними и Рэй регулярно угрожал, что или обратится в социальную службу, чтобы их забрали, или направит свой гнев на них, она просто смирилась со своей судьбой и изо всех сил старалась защитить тех, кто был ей дорог. Теперь же вектор страха сменился. Лиллиан беспокоилась, что, оказавшись в ловушке темной вселенной Рэя и подвергая себя риску, она может выпасть из жизни детей и упустить шанс поучаствовать в воспитании внуков. Она начала подумывать о том, чтобы рассказать обо всем родителям. Рэй никогда им не нравился, но они знали лишь о малой части тех издевательств, которые терпела их дочь. Незадолго до 54-го дня рождения женщина осознала, что остается не так много времени, чтобы спасти карьеру, о которой она когда-то мечтала. Это подтолкнуло ее к поиску работы, чего она долгие годы боялась делать. Лиллиан быстро получила предложение выйти на прежнюю должность медицинского секретаря.

Именно возвращение к работе привело к тому, что и без того нестабильная ситуация невыносимо обострилась. В понедельник утром Лиллиан должна была присутствовать на вводном инструктаже на работе, но в воскресенье вечером столкнулась с пьяным и сердитым Рэем, возвращавшимся домой из паба. Он немедленно набросился на нее, угрожал, что утром не даст ей выйти из дома, и обвинял в попытке начать новую жизнь без него. За все годы Лиллиан выслушала такое количество угроз и оскорблений, что привыкла сохранять спокойствие и минимизировать ущерб. Но, столкнувшись с угрозой независимости, о которой женщина снова мечтала, она сорвалась и ответила тем же. Лиллиан кричала, что и правда хочет начать новую жизнь. Она собиралась уйти от него. Она скорее умрет, чем останется заложницей в собственном доме. Ее здесь больше ничего не держало. Рэй пришел в еще большую ярость. Он схватил жену за горло, повалил на пол и удерживал мертвой хваткой, как ей показалось, целую вечность, из-за чего дышать было тяжело. Он плюнул в нее и не давал подняться. В этот момент она подумала, что вот-вот умрет. В конце концов он отпустил ее, но пнул, пока она лежала, а затем ударил кулаком по лицу с такой силой, что она чуть не потеряла сознание. Он отшатнулся и с силой пнул одну из собак, направляясь в гостиную.

Испытывая невыносимую боль, Лиллиан поняла, что вокруг ее глаза уже начинает образовываться синяк. Почти так же быстро она пришла к выводу, что ей придется сказаться больной и пропустить инструктаж. Она пришла в ужас, когда увидела собаку, скулящую от боли в углу комнаты, – уязвимое животное, которое никому не причинило вреда. Она чувствовала себя как та собака, беспомощная и раненая, – существо, о котором Рэй говорил, что любит и заботится о нем, но на самом деле проявлял жестокость. Рэй грубо разрушил мечту о свободе, которую она начала лелеять в предыдущие недели и месяцы. Во время ссоры муж назвал Лиллиан старой клушей и сообщил, что встречается с женщиной помоложе, которая в постели удовлетворяет его гораздо лучше, чем она. Затем он прибегнул к одной из своих излюбленных угроз. Если Лиллиан решит уйти от него, он накажет Элис: сделает больно ей, детям и собакам. Она привыкла к его мачизму и угрозам, но в эти слова женщина поверила. Мужчина часто хвастался тем, что в Ньюкасле был связан с организованной преступностью и мог раздобыть оружие, и она не сомневалась, что он способен почти на все, включая причинение вреда собственной дочери, просто чтобы наказать жену.

Во время этого ужасного нападения Лиллиан вспомнила момент почти спокойной ясности, когда она увидела отражение в зеркале – окровавленный нос и лицо в синяках. Тогда она поняла, что ее жизнь разрушена и ее мечте о свободе не суждено сбыться. Жгучий ужас и боль уступили место холодной ярости и решимости. Войдя в гостиную, она обнаружила, что Рэй погрузился в пьяный сон, недопитое пролилось ему на колени, а стакан стоит на полу у ног. Она вспоминала душевный подъем от того, что в таком состоянии он какое-то время не мог причинить ей вреда. Лиллиан сказала, что чувствовала спокойствие, решительность и собранность – как будто весь адреналин внезапно выветрился из ее тела. Она пошла на кухню и достала из ящика самый острый нож. Она несколько раз вонзила его в грудь Рэя, после чего он умер.

Мы сидели в небольшом кабинете в закрытом отделении больницы спустя полтора года после этого события, но Лиллиан говорила так, будто это произошло совсем недавно. Ударив его ножом, она вызвала полицию, которая прибыла и обнаружила, что она дрожит, снова и снова повторяя какие-то слова. Последовали арест и тюремное заключение, но мысленно она продолжала возвращаться в гостиную своего дома, к последнему спору в ее браке,

к ощущению его рук, душащих ее, и ножа, вонзающегося ему в грудь. По ее словам, эти воспоминания часто вызывали панические атаки, из-за которых она тряслась, покрывалась потом и была вынуждена делать короткие, неглубокие вдохи.

Когда мы только начинали работать, Лиллиан предстоял суд, и она думала, как выстроить линию защиты. У нее было два варианта: отрицать виновность и утверждать, что она действовала в целях самообороны, или признать себя виновной в непредумышленном убийстве по причине частичной вменяемости, утверждая, что она была «не в своем уме», когда ударила Рэя ножом. Когда она выбрала последний путь, я испытала смешанные чувства. С одной стороны, облегчение от того, что она избежала тюремного заключения – вместо этого ее поместили в психиатрическую больницу до того момента, когда она будет признана годной для возвращения в общество. С другой стороны, разочарование от того, что она оказалась в положении, когда ей фактически пришлось признать себя невменяемой, чтобы избежать последствий поступка, который стал для нее неотвратимым. Юридические документы не будут свидетельствовать о том, что жестокий муж загнал Лиллиан в ловушку, из которой, по ее мнению, можно было выбраться только путем убийства. Нет, там будет зафиксировано, что Лиллиан страдала от состояния, которое Королевская уголовная прокуратура определяет как «отклонение в психическом функционировании», в ее случае – депрессивное расстройство с чертами «выученной беспомощности» и «синдрома избитой женщины». Я понимала логику юристов, которые выступали на ее стороне: заявление о самообороне повлекло бы за собой неоправданный риск полагаться на то, что присяжные согласятся с тем, что она столкнулась с угрозой жизни. Но мне было трудно принять это решение. Складывалось ощущение, что обвиняли не ту жертву, по крайней мере, с технической точки зрения. Ужасающее убийство в то же время было рациональным. Я полностью разделяла мнение Лиллиан о том, что ее жизнь была бы в опасности, если бы она решила уйти от Рэя. И я видела, что ее преступление можно было бы расценить как самооборону. Чарльз Юинг ввел термин «психическое угасание»: это психологическое воздействие продолжительного насилия, которое разрушает самоощущение жертвы. Он рассматривает его как следствие многолетней агрессии со стороны близкого человека. Это придает дополнительный вес представлению об убийстве жестокого, контролирующего партнера как об акте рациональной самообороны в невыносимой ситуации. Известная юристка Хелена Кеннеди, королевский адвокат, описывает историческую трудность обеспечения правосудия для женщин, которые убили своих партнеров-агрессоров после долгих лет насилия. Баронесса Кеннеди сыграла важную роль в изменении результатов судебного разбирательства в отношении женщин, подобных Лиллиан, и в более широком признании аргументов в пользу самозащиты на основании провокации [35] .

35

Kennedy, H., Eve was Shamed; How British Justice is Failing Women (London: Chatto and Windus, 2018).

В течение многих лет Лиллиан не допускала возможности того, что она может расторгнуть брак, который оставил отпечаток на ее взрослой жизни. Она вошла в состояние выученной беспомощности, смирившись с судьбой. И все же ее ситуация не была статичной. С того момента, как она выразила желание вернуться к работе и в какой-то степени обрести личную свободу, которая в молодости казалась ей чем-то естественным, Рэй усилил контролирующее поведение. Его ужасное нападение в тот вечер воскресенья ознаменовал эскалацию, из-за которой Лиллиан поверила, что он действительно может убить ее и причинить вред дочери, если жена решит уйти. У меня не было сомнений в том, что женщина лишила Рэя жизни из страха за себя и дочь, потому что уровень контроля, насилия и издевательств стал таким, что она просто не видела другого способа выйти из сложившейся ситуации.

Суд принял ее заявление о непредумышленном убийстве по причине частичной вменяемости. Мне не очень нравился вердикт, но я была рада возобновить работу с Лиллиан, когда она вернулась в больницу после суда. В течение двух последующих лет мы каждую неделю проводили сеансы, чтобы разобраться с последствиями абьюзивных отношений и помочь женщине справиться с депрессией и посттравматическим стрессовым расстройством. Затем сессии продолжались еще год с периодичностью раз в две недели, пока Лиллиан жила в отделении предварительной выписки на территории больницы, готовясь к возвращению в дом, в котором наконец будет безопасно.

Наша совместная работа проиллюстрировала тревожные реалии домашнего насилия и принудительного контроля – формы жестокого обращения, которая по самой своей природе гарантирует дальнейшее существование. Она паразитирует, питаясь любовью и привязанностью, которые в первую очередь свели двух людей вместе, и столь же яркими эмоциями, которыми она затем их вытесняет. Лиллиан описала множество случаев, когда она чувствовала себя загнанной в ловушку, неспособной закончить отношения и уйти из дома, потому что всегда существовала угроза причинения вреда. Отчасти это был стыд, который испытывают так много жертв домашнего насилия: ощущение, будто станет только хуже, если кто-нибудь узнает, что они переживают. Отчасти это было чувство вины: неизбежное ощущение того, что женщина должна быть в чем-то виновата, которое подпитывалось постоянной травлей Рэя. Но в основном это был чистый страх – опасение, что, когда она уйдет, все станет гораздо хуже той ситуации, в которой она находилась. Это страх не за себя, а за детей. Что случится, если она уйдет, а Рэй получит полную опеку над дочерью и сыном?