Любовь на гранях

Вознесенская Дарья

— Может потому… что мы были близки?

— Великие боги! — остановилась как вкопанная, — О чем ты сейчас? Ты сам… — хотела сказать, что «бросил», но не смогла. Ненавидела это слово! — Ты сам принял это решение. Ты сам сделал все, чтобы у меня не было никакого желания больше общаться с тобой.

— Я ничего такого…

— Серьезно? — я уже была в бешенстве.

— Можно подумать, тебе не в чем себя упрекнуть, — он вдруг рыкнул и шагнул ко мне так резко, что я отшатнулась. Я его редко видела настолько злым и несдержанным и тут и правда… почти испугалась.

Но задрала подбородок и прошипела.

— Не в чем. Кроме того, что я была очарована иллюзией.

— Ну конечно, — его пальцы вцепились в плечи, а глаза сделались злыми. В неровном свете фонарей довольно мягкие черты ожесточились и стали почти уродливыми, — Ты больше года избегала моих прикосновений, делала вид, что я не волную тебя, строила из себя невесть кого… А стоило нам расстаться — как тут же прыгнула в чужие постели!

Я сдернула его руки и уставилась не менее зло.

— Во-первых, ты сам сказал ключевое слово «когда расстались». А не так, исподтишка, когда надо мной смеялась половина Академии, что я такая наивная дурочка. А во-вторых, я думала ты знаешь меня достаточно, чтобы не верить лживым слухам!

— Лживым? — он почти толкнул меня, грубо прибивая к ограде, шипя мне в лицо, — Может проверим, лживым ли? Ты прям ожила, когда влезла в эту пятерку и на этих парней…

Звук пощечины прозвучал оглушительно.

Хайме отшатнулся, глядя на меня с изумлением. А потом его лицо скривилось и снова стало незнакомым:

— Спроси себя, кто может распространять так называемые «лживые» слухи. Может непосредственный участник событий?

Я моргнула, открыла рот, чтобы сказать ему…

Но парень уже уходил.

Завеса!

Неужели Вальдерей? Да, это в его духе, но он же капитан нашей пятерки и вообще, относится ко мне… с уважением?

Память услужливо подсунула мне картинки, где я чуть ли не упрашиваю Вальдерея переспать со мной, и я вспыхнула. Щеки обожгло жаром, а грудь — злостью. Он ведь спорил на меня когда-то, я знаю. И не раз подходил ко мне с непристойными предложениями. И я помню, как многие обсуждали, уложит он меня в постель или нет, пока я не стала невестой Хайме.

А что если он решил таким образом отыграться?

Руки непроизвольно сжались в кулаки.

Если этот ублюдок и правда рассказал в Академии, что он и я…

У меня вырвался рык, и я пошла… да что там, побежала в сторону мужского общежития. Я не хотела верить бывшему, но я слишком долго наблюдала за Вальдереем, чтобы не предположить, что все это может быть гадкой правдой.

Которую я непременно узнаю. Спрошу у него, и посмотрим, сможет ли он оправдаться!

Я быстро зашла в боковой вход и, прислушиваясь, не идет ли кто, взлетела по боковым лестницам. Почти забежала за угол, но резко остановилась, едва успев не выдать своего присутствия.

Сердце будто рухнуло куда-то в область желудка, и вовсе не от быстрого подъема. Перед дверью до Вальдерея стояла Милагреш да Гильерме и уверенно стучала в нее.

Я осторожно выглянула, сглатывая.

Щелчок… и брюнетка, насмешливо наклонив голову, проговаривает

чувственным голосом:

— Ну наконец-то. А то я уже думала, что ты опять со своей блондиночкой.

И шагает внутрь.

А мне… а мне слишком понятно и значение её фразы, и этой сцены.

Что ж. Вальдерей хотя бы ничего мне не обещал, кроме того, чтобы подготовить меня к Игре. А то, что он при этом ставит меня на один уровень со своими девками в глазах окружающих.

Я разберусь.

19

Утро стало большой моей проблемой. Кошмаром, сродни тем, что снились мне почти каждую ночь.

Вставать в такую рань, с учетом того, что ложилась я за полночь, было крайне трудно.

Тренироваться с Вальдереем, который придумывал все более изощренные пытки, называемые им «развитием навыков», оказалось на грани моих возможностей.

А стараться при этом не накинуться на него за… наглую ухмылку, прищуренный взгляд и вечное раздражение представлялось чем-то похожим на возвращение из-за Завесы.

Он был и правда невыносимым.

Хамил, угрожал, требовал. Послушания и каких-то невозможных трюков. И отпускал порой такие пошлые шуточки, что меня аж подбрасывало от злости. Но я запрещала себе реагировать. Представляла капитана пятерки грубым, въедливым, настойчивым… преподавателем. И выполняла на пределе сил все, что он указывал делать.

Иногда к нам на полигоне присоединялся Мигель. Что по непонятным мне причинам превращало просто не выспавшегося и хмурого Вальдерея в бешеного Вальдерея. Я же, напротив, чувствовала себя много комфортней, когда кто-то из парней крутился неподалеку. Было легче отвлекаться. Например на смущение, которое я испытывала в ответ на внимание одного из нашей пятерки. Я не могла не заметить, что Мигель… пытается за мной ухаживать.

Только не принимала это всерьез.

Может потому, что я видела, как забавляет Мигеля реакция капитана. Может потому, что в принципе не могла воспринимать всерьез никого из этой компании.

Сравниться с утрами могла только подготовка к отбору. И Хайме-Андрес, каждый раз наблюдающий за мной и моими «успехами» так пристально, что мне делалось не по себе.

А потом переводящий многозначительный взгляд на Вальдерея.

Будто я и без него не понимала, насколько все… неоднозначно.

Конечно, я не могла не думать о том, что узнала и увидела про своего поручителя. При этом, как бы мне ни хотелось чувствовать себя оскорбленной — не получалось. Я, почему-то, чувствовала себя снова преданной, хотя ничего он мне не обещал — и ничего не был должен.

И сам факт присутствия этого чувства пугал меня до одури, делая неповоротливой и отстраненной. И мешая даже выяснить, распространял ли он обо мне гадкие слухи, желая выставить себя победителем, или бывший соврал и в этом. Завеса с ними, со слухами! Я не готова была к еще одной правде, если вдруг окажется, что Вальдерей и правда таков. И пусть сама себе казалась теперь трусихой, но предпочитала думать, что просто осторожна.