Любовь нас выбирает
Шрифт:
«Вся в упертого отца — хочу и буду».
— Не желаешь? — отец протягивает ключи от маминой машины.
— Ты на этом приехал? Смешно, наверное, в «дамской сумочке» смотрелся.
— Я знал, что заберу любимого водителя со стажем. Хочу с тобой проехаться, дочь. Покатаешь папу?
Это я люблю! Мамина машина — это нечто. Маленькая женская карета, идеально вписывающаяся в гараж, но странно выглядящая рядом с огромным «жеребцом» отца, ее законного мужа. Они, вообще, красивая, но странная человеческая пара.
— Воу-воу!
— Надь, давай без этого. Берешь или нет?
Естественно! Не премину покататься на
— Да! Еще бы! Спасибо, папочка.
— Матери скажешь слова благодарности. Только не гоняй, Шумахер. Ты ж знаешь, как галчонок может злобно щебетать. Машина только с мойки, Надька. Мамочка просила также учесть и этот факт.
Мама может наказать! Она тоже не без способностей. Моя мать — женщина-майор службы гражданской защиты, пожарный-спасатель, как и папа, но только нормативно-правовая часть, инспектор всего Центрального района, прикрепленный к части «супер-Семь», в услужении своего старшего брата и «дяди Смирного», того Смирнова, как папа говорит, слишком «грозного пожарного Максима».
— Город как преобразился! Не узнать! Клево! Очень красиво и современно. Есть интересные места, — включается профессиональная чуйка, вращаю головой на все триста шестьдесят градусов, все рассматриваю. — Раньше не видела. Что-то новое?
По-видимому, я вовремя вернулась. Фиксирую места, которые мы проезжаем — в голове ставлю метки, что посетить, когда, в какое время суток, года, какой тут свет, какая камера, объектив, автофокус, и что я вижу в городской картине в целом. Я — фотограф-урбанист, тот самый архитектурный и уличный фотограф! Меня интересуют геометрические формы, дизайн, промышленность, пейзаж, ночное небо и, конечно, простые… Люди! Их лица, силуэты и фигуры, само собой, людские эмоции и чувства — любовь, счастье, улыбка, слезы, грусть и откровенное горе. А что тогда там, в блатной столице, было? Фальстарт? Определенно! Модельная студия-бордель у Глеба — так называемая подработка, приближение к своему индивидуальному «мазку», момент преображения, потом прицеливание, намеренное размыливание глаза и накопление профессионального опыта. Та самая стажировка и услужение у мастера! Видимо, не столь удачно, как мне того хотелось. Переживу!
— Время прошло, Надька. Жизнь на месте не стоит. Тут не один цикл сменился. Ты сколько дома не была? Напомни своему древнему отцу, — рукой показывает на светофор. — Красный!
— Вижу-вижу. Но спасибо, что следишь, — поворачиваюсь к пассажиру и улыбаюсь. — Где-то в общей сложности лет пять. Ну с переменным-то успехом я навещала вас.
— Слабенькая отмазка, согласись, детка? — и тут же суфлирует мое движение. — Желтый, а здесь налево. Заедем к дяде Юре.
— Пап, я спать хочу.
— Заедем, я сказал. Он сегодня дома и к тому же твоя мама приготовила ему духовой картофельно-грибной подарок. Дядя, видимо, все-таки постарел, раз пирожки жрет, как не в себя. Юрец набирает жировую массу и теряет мужскую силу.
— Мы там долго?
— Передадим и смоемся. Быстро, по-армейски, — отец улыбается и кивком головы указывает мне направление. — Теперь направо, кукла.
Тут все изменилось — город стал как будто больше и мощнее, а ко мне, наверное, построже. Широкие улицы, активное движение, за счастьем бегущие люди и я в машине моей матери с отцом еду к родному классному дяде, к Шевцову Юре.
— Пап? — пытаюсь
— М? — сейчас он на меня не смотрит, таращится по сторонам, словно здесь впервые оказался. — Внимательно!
— Меня уволили, — скажу сама и сразу, похоже, что отец об этом у меня не спросит. — Из студии. Там все кончено, я больше не вернусь туда.
— Я так и понял, просто не хотел тебя смущать. А причина? Зарплата или обращение и что-то не поравилось, или…
— Или. Ты знаешь, я как-то выросла, мой уровень стал выше, мы не сошлись с мастером во вкусах. Но все улажено, ничего не произошло, все нормально, — краем глаза замечаю, как левая рука отца сжимается в кулак, поэтому спешу его еще раз успокоить. — Правда-правда, пап, у меня все хорошо. Смотри, я вот даже улыбаюсь и нос не опускаю. Выкарабкаюсь, только потерпите мои метания еще немного.
— Дальше что? Что с работой? Надь, тут метров триста, там темно-коричневые высокие ворота, — рука разжалась, теперь отец массирует больную ногу. — Надеюсь, ты не собираешься необдуманно слинять еще куда-нибудь?
Нет, папочка! Я точно больше не уеду. Буду тут — все решено. Дома и родные стены начинающему фотографу помогут. Сегодня отойду, отдохну с дороги, а завтра, прям с утра, начну искать работу. Сидеть на шее у родителей не буду. Это точно не мое.
— Нет. Буду с вами, — притормаживаю у знакомых ворот. — Здесь же?
— Угу, — отец обращает свой взор на «крепостную стену». — Выходим.
— А может лучше я в машине посижу? Сонная, грязная и неухоженная.
— Оттого еще роднее и любимее. Поднимаем зад, малыш, — отец с ехидством улыбается, замечая открывающиеся ворота. — А нет! Смотри-смотри, проснулась у кого-то совесть. Нас как будто приглашают в сей гостеприимный двор. Газку, детка, и быстренько въезжаем, пока хозяева не передумали.
Шевцов, Юрий Николаевич, старший сводный брат моей мамы, стоит с широчайшей улыбкой на лице и висящей на честном слове и на одной нижней губе сигаретой, скрестив руки на груди и подперев поджарым боком входную дверь.
— Вот же пожарная сволота. Задиристый гаденыш. Ты посмотри на эту вызывающую позу. Надька, придержи своего отца, хочу втащить полкану, аж костяшки чешутся. Уроду однозначно надо дать леща. Ишь, зажравшаяся рожа.
И это самый лучший друг отца, близкий родственник любимой до беспамятства жены? Нет! Даже ближе! Они как самые настоящие братья. Почему «как»? Никаких сомнений — все так и есть. «Пожарное братство» — такой отпечаток на душе и коже у этих мужчин на всю жизнь огнем по службе выжжен. Дядька хорош и ни капельки не разжирел — кто-то, по-моему, слегка преувеличил. Похоже, папка врет, а может быть завидует! Ох уж эти мужики! Как они завидуют открыто!
— Ну, посмотри на этого жениха. Стоит и совращает подрастающее поколение, — отец кивает на «выход из машины». — Погнали, кукла!
Выходим из автомобиля и следуем тропинкой к Юре.
— Какие столичные гости к нам пожаловали? — Шевцов с губы снимает сигарету, зажав между пальцев, а затем, разведя руки в стороны, строит шаловливые глазки вновь прибывшей «девочке». — Иди-ка, детка к дяде. Андрей, ты подождешь! Я хочу с юной женщиной потискаться.
— Поосторожнее. Тиски на хрен отрежу и станину разорву, — папа хорошо засыпал дядечку угрозами. — Своих будешь тискать. Надя, будь любезна, отойди от мракобеса.