Любовь нас выбирает
Шрифт:
— Дядя Юра, здравствуй, — папу не слушаю, он точно шутит, а с Юрой обнимаемся крепко-крепко.
— Ты к нам? Когда пожаловала? Надолго?
Сразу перебиваю:
— Сегодня и навсегда.
— Вот и славно, — обхватывает мои плечи. — Надька, дай в щечку хотя бы поцелую. Прекрасно выглядишь.
Он приглашает своих гостей в дом и мы, естественно, заходим внутрь, а я краем уха улавливаю какой-то странный разговор:
— Андрей, все нормально? Без проблем? Ты не возражаешь?
— Да, абсолютно, Юрок. Бери, — отец, кажется, что-то передает дяде. — Там пусто уже три года.
Что он там «торжественно вручает»? Мамины пирожки?
— Когда? — папа негромко спрашивает.
— Через неделю. Блядь, еще семь дней. Всё уже под парами.
— Юр, очень рад. А что Марина?
— Она была не в курсе.
— Ты, падла, охерел? Совсем?
— Возможно. Да! Я принял решение! А вот теперь, извини, вообще не знаю. Да, блядь, не знаю. Что будет и что нам дальше с этим делать?
— Мы поможем. Не сомневайтесь! Без проблем! Финансово и по-человечески…
— Спасибо, братуха, — и, наконец-то, дядя замечает мое присутствие. — Так-с! Надюха — папкина кукла, рассказывай, как там в столице? Чего там видела? С кем познакомиться успела?
А потом словно опомнился:
— Ты замуж-то не выскочила? Руку покажи!
Дядька спрашивает, а папа напрягается и за меня дает ответ:
— Достойных нет, Юрец. Замнем вопрос и ее ответ для ясности. Мы ненадолго! Ставь чайник, задира!
— А ну, ясно! Твой покойный «папочка» сейчас в тебе проснулся. Да, братуха?
Глава 2
Не сплю, по ходу, третий день, с того момента, как обо всем узнал…
Я сижу на жесткой кровати, упершись спиной в холодную зеленую стену, согнув ноги и вольготно свесив на коленях странным образом похудевшие руки. Колышутся от запястий до предплечий, как шелковые ленты! Пытаюсь рассмотреть неповторимый рисунок на ладонях — пока не очень, не выходит. Глаза слезятся и заливают всю картину, я прищуриваюсь, потом широко распахиваю и быстро-быстро смаргиваю — нет, ничего не вижу, никак судьбу свою не рассмотрю. Я ослеп или у меня нет будущего? Тут ведь не темно? Убирать полностью освещение запрещено условиями нашего содержания, а яркость добавляют/убавляют всегда по расписанию с шести утра до двадцати двух ноль ноль — здесь особо с этим не загуляешь. Ритмично прикладываюсь затылком о бетон, отсчитываю оставшиеся часы-минуты. Принюхиваюсь к своему телу — определенно, я воняю, как старое больное животное, возможно, как замученный жаждой верблюд, трехногая косуля или недобитый живодерами-охотниками бешеный волк. А мне ведь только тридцать один год! На сколько, интересно, я сейчас выгляжу? На сто один? Или на все триста?
Двумя руками прочесываю слегка обросший затылок и ими же прикрываю свое щетинистое лицо. Плачу? Да нет же! Просто жду, жду, жду… Устал немного. Ждать, потом бежать и догонять! Вот, наконец-то, затаился и высматриваю свою «добычу»! Так я готовлюсь, собираюсь с духом, представляю, фантазирую, подгоняю очередные оправдания, при этом отчаянно хочу забыть все, что со мной за последние пять лет произошло, все, что было. На хрен, долой! Какой-то кошмарный сон и жуткая несправедливость! Все хочу извлечь из памяти, растоптать и выбросить, кроме него, кроме любимого темноволосого мальчишки…
— Она оформила официальный развод
— Это же мой сын, — все, что выдавил тогда из себя. — У меня есть права. Я — его отец. Ему всего три года, Гриш. Я не пойму, как такое возможно. Меня ведь даже не было на суде. Какой развод, какая свадьба, какой на фиг океан? Мы с ней женаты, а Ризо… Нет! Я абсолютно не догнал!
— Макс, мы это уже с тобой обсуждали. Обстоятельства сыграли против тебя — это неоспоримый факт, так получилось или подстроилось, кто теперь расскажет. Я, лично, склоняюсь больше ко второму предположению. Если хочешь знать мое мнение, — он откинулся на спинку стула, — то это, безусловно, очень красивая игра. Прекрасная партия, фактически мат тебе за два хода…
— У меня есть права! Есть же закон, в конце концов, согласно которому меня благополучно осудили! Мадина — моя жена, у нас с ней были отношения. Блядь, да я сына сделал. Как это можно все опротестовать или не принять во внимание, где бы я ни находился? Так не должно было случиться. Почему вы допустили…
— Она утверждала на суде, что у вас был фиктивный брак, и ваша свадьба ей была нужна исключительно для получения гражданства, чтобы избежать отцовского гнева и возвращения на родину, в свою семью. А ты впоследствии, через некоторое время, я сейчас цитирую — «скот и зверь», принудил ее к сожительству, в результате таких насильственных отношений у вас и появился ребенок. Это не дитя любви и добровольного согласия, а право сильного и случайный залет. Фактически, она обвинила тебя в физическом и психологическом насилии. Ты это понимаешь? Ты изнасиловал ее до сына, — тогда ему пришлось умерить пыл, по взгляду моему все понял, поэтому опомнился и поубавил свой адвокатский тон. — Макс, Мадина утверждала, что ты с сексуальными извращениями, садист, плюс настоящее положение дел сыграло совсем не в твою пользу — ты фактически пироман по вменяемой тебе статье, да и новый муж, по-видимому, тоже постарался. Он с большими связями, да еще финансово успешен. Плюс…
— Я лишен родительских прав?
— Увы. Мне очень жаль. Вы из разных миров. Разные национальности, вероисповедания. Я, вообще, не понимаю, как ты мог?
— Ответь, пожалуйста, прямо. Моя страна лишила меня прав на собственного ребенка? А? Так получается? СУКА! Ненавижу, ненавижу, ненавижу всех вас. А этих блядских баб…
— Макс, перестань. Давай подумаем лучше о том, что скоро на свободу.
— И что? На хрена мне теперь моя свобода? У меня что-то в жизни еще есть?
— Макс!
— Гриш, я ей помог. Помог! Слышишь! Веришь мне? Никого никогда не принуждал, не насиловал, пальцем против желания не трогал. Тем более женщин. Зачем мне? Ни одну, сука, ни одну! Бля, да их немного-то и было. Твою мать! Это не по моим правилам и я не так воспитан.
— Максим, это все с твоих слов. Понимаешь? — адвокат пытался утешить или продавить на ненужную искренность.
— Нет! Ни хера вообще не понимаю, — я шипел и заводился. — Я говорю, что не насиловал, значит, так и есть! Говорю, что требую встреч с сыном, значит, буду добиваться.