Любовь не продаётся
Шрифт:
Все происходящее было похоже на кошмарный сон. И все ждала, что вот-вот проснусь и все закончится.
Звякнул металлический замок и в дверях показался мужчина в полицейской форме.
— Давай, на выход, — он посмотрел на меня и указал глазам на дверь.
Щурясь от яркого света, что проникал в изолятор, я поднялась с лавочки и сделала несколько шагов. Ноги меня практически не держали, а тело дрожало. Но кое-как я все же дошла до выхода.
— Руки за спину и иди вперёд, — говорил он обыденном голосом, а у меня мурашки выступили на коже от ужаса, что я никогда не выйду больше из тюрьмы.
— Меня отпустили? — слабо спросила я теша себя
Но домой… Я снова вспомнила о том поцелуе Артема с незнакомой девушкой, предположительно Вестой в приватной комнате и поняла, что мне некуда идти. И к мужчине я точно не вернусь.
— Нет, пришёл адвокат.
Мужчина в форме не переминул ухватить меня за бедро, будто подталкивая вперед, чтобы я быстрее перебирала ногами. В ответ я лишь недовольно свела брови и, обернувшись, наградила его ненавистным взглядом. Хотя, по сути, мне сейчас было ровным счётом все равно. Сильно хотелось спать и закутаться во что-то тёплое. И эти обыденные желания притупляли все остальные.
Меня завели в комнату подобной изолятору. Только здесь находился большой стол и два стула. А сама комната залита ярким светом. Я до сих пор щурилась и не могла привыкнуть к нему после «темницы».
— Здравствуйте, я — Борзов Виктор Петрович — ваш адвокат. Артем мне сразу позвонил, как узнал, что с вами приключилась беда.
По телу разлилась новая волна боли и дрожи при упоминании об этом предателе. Мне точно не нужна была его помощь и подачки. Сердце больно сжалось, когда я вспомнила о его губах, которые несколько часов назад целовал меня и ласкали мое тело, а спустя какое-то время уже впивались в рот чужой женщины. Хотя нет, это для меня она таковой являлась… Но не для него.
— Я уже был у следователя. Он мне дал возможность ознакомиться с материалами дела. Это хорошо, что вы ничего не подписали и не дали никаких объяснений, но…
— Мне не нужна ваша помощь! Можете так и передать вашему… — я закашлялась, подбирая слово, зная, что тот обязательно передаст Артему мои слова. — В общем, мне ничего не нужно, — стальным голосом закончила я и смолкла, гордо вздернув подбородок.
Я лучше останусь в этой вонючей камере до смерти, нежели позволю ему еще хоть раз ко мне прикоснуться или каким-то образом войти в мою жизнь.
— Вы замёрзли? — заметил мужчина мою дрожь, которая не унималась.
Но я молчала и едва сдерживалась, чтобы не заплакать от отчаяния и обиды, боли, что выжигала грудную клетку. Теперь я прекрасно понимала, что означают слова, как птица в клетке…
— Евгения, послушайте меня, я не знаю, что у вас произошло с Артемом Александровичем, и, да, я здесь по его звонку, но в первую очередь по своей инициативе. Я заинтересован вам помочь, потому что у вас серьёзные проблемы. Если статью переквалифицируют во вторую часть, то вам грозит реальный срок от трех до десяти лет, — я даже не шелохнулась, услышав эту ужасную цифру. — Если вы мне сейчас не поможете и не расскажете все, что произошло в деталях, чтобы я мог доказать вашу непричастность к этому всему, то ваша молодость может быть безвозвратно загублена. И это будет только ваша вина и цена вашей упертости, — он подчеркнул интонацией голоса последние сказанные слова.
Адвокат как его там, ах да, Виктор Петрович, был прав. Я снова подумала о маме и Мише, а ещё зачем-то вспомнила полет на самолёте и подумала, что лучше бы сразу разбилась и не мучилась сама и не мучила других людей. Мама в любом случае будет плакать, но
— Хорошо, — ради Миши и мамы я решила принять подачку Артема, и устало выдохнув, обессилено откинулась спиной на спинку стула.
Я рассказала седовласому мужчине преклонного возраста все от и до, а так же что стало причиной ухода из клуба. Пусть теперь и Артём знает, что я все видела. Пусть поймёт, что я не намерена возвращаться обратно и быть обыкновенной девочкой, что-то вроде домашнего питомца, которого он мог гладить и ласкать когда захочет. Непонятно лишь, зачем все это время он прикрывался благими намерениями и опекал, будто я была драгоценностью, а на деле…
Виктор Петрович снял с себя пиджак и накинул мне на плечи. Что-то долго писал в блокнот, а я даже успела немного согреться и едва не заснула на стуле, погрузившись в легкое забытье. Не знаю, сколько времени этот адвокат провел рядом со мной, но мне показалось он намерено тянул время, задавал какие-то нелепые вопросы. Примерно час или полтора спустя как наш разговор был исчерпан, а на все свои вопросы мужчина получил ответы, меня снова ответил в изолятор.
Моя соседка к тому времени проснулась и ходила по камере, меряя ту шагами. Оскалилась, пожирая меня противным, злым взглядом. У меня от ужаса, что это грязное и обозленное чудовище прикоснется ко мне, каждый волосок встал дыбом на теле. Я забилась в дальний угол комнаты и отвернулась к стене, подбирая под себя ноги, уткнувшись носом в колени.
Виктор Петрович пообещал, что ближе к полудню добьется моего освобождения из изолятора под подписку о невыезде, просил немного потерпеть и пока ни в коем случае не признавать вину. Мне же больше не на кого было положиться. Оставалось лишь уповать на Бога и верить в свою удачу, что все ещё выяснят, а с меня снимут все обвинения.
На улице уже рассвело, моя соседка, уставившись на меня, хмыкнула:
— Проститутка чтоль? — меня передернуло от отвращения и я, отвернувшись, решила не обращать на неё внимания и может быть, мне повезет, и она не станет меня досаждать своим вниманием.
Женщина подошла ко мне, все так же разглядывая нехорошим взглядом.
— За что тебя? — я не хотела вступать в диалог, потому что устала, замёрзла и совсем не видела просвета во всей этой истории.
Думала о словах Виктора Петровича и о том куда пойду, если он добьется моего освобождения. Пусть пока и под подписку о невыезде. Ситуация совсем была неоднозначной и такого смятения внутри я ещё никогда не ощущала. Умом понимала, чем мне грозит вся эта история, но верить отказывалась, что вот так просто меня подставили и теперь можно было поставить крест на своей так прекрасно начавшейся жизни. С учётом статьи, что на меня вешали, мне могли дать от трех до десяти лет тюремного заключении и судимость… После такого никто не захочет взять преступницу на работу.
— Че глухая? — женщина дышала на меня перегаром, а мне вдруг сделалось дурно.
Ужасный запах бил прямо в нос и я едва сдержала рвотный рефлекс. Ее наверно в отличие от меня задержали за пьянку. Подержат пару дней и отпустят похмеляться и дальше кутить. А вот я сильно сомневалась, что меня хоть что-нибудь уже выручит из всего этого. И что хуже всего начинала думать о беспросветности и медленно впадала в депрессию.
— Нет, просто не хочу разговаривать. Не могли бы вы оставить меня в покое? — с долей раздражения ответила я, закрывая ладонью рот и нос, чтобы не вдыхать столь неприятный запах.