Любовь Орлова
Шрифт:
Почему-то этот эпизод из жизни Любови Петровны у некоторых биографов вызывает недоверие.
Предполагали даже, что это сочинил сам Григорий Васильевич, так как якобы вообще любил выдумывать всякие истории, в которых его жена выглядела бы героиней. Но я об этом слышала не от Григория Васильевича. Мне об этом рассказала Галина Александровна Шаховская, которая была балетмейстером фильма «Цирк». Она во время съёмок находилась рядом с этой самой пушкой и просто всё видела своими глазами. Биографы никак не могли понять, зачем же, собственно, актрисе нужно было терпеть такую дикую боль, когда можно было просто остановить съёмку. Объяснение же очень простое. Актриса так любила своего режиссёра, что не считала возможным доставлять
Она вообще не любила сосредоточивать внимание окружающих на своих сложностях в работе. Когда снимали пробег Мэри за поездом с ребёнком на руках — это было на станции Суково (теперь — Солнцево по Киевской дороге), у Любови Петровны сломался каблук и она упала, сильно ободрав колени о щебёнку и камни. Кукла, изображавшая младенца, выпала из рук и отлетела в сторону. Любовь Петровна тут же встала, преодолевая боль, пошутила: «А ребёнок-то жив?» Съёмка продолжалась…
Всем этим не уставал восхищаться Александров. Он ещё и ещё раз убеждался, что рядом — человек, на которого можно положиться всегда и во всём. А она, тревожась и любуясь, не могла оторвать от него глаз, когда он, высокий и стройный, шёл по студии в сопровождении львицы — без поводка, у ноги, она была с ним послушна, как домашняя кошка. Ну кто ещё мог быть так смел и победителен!
После фильма «Цирк» Орлова и Александров стали самой «модной» парой среди творческой элиты Москвы того времени. Два красивых и знаменитых человека, овеянные легендарной славой, излучающие свет красоты и взаимной любви. Все хотели их видеть и водить с ними знакомство. Частенько появлялись они, всегда в окружении друзей, в ресторанах, в писательском клубе Центрального дома литераторов, на премьерах. И можно себе представить, как издали за ними наблюдала публика, мечтающая жить так же нарядно, ярко и так же быть причастной к празднику жизни. Однако у них сложился свой постоянный дружеский круг, за пределы которого они не очень рвались.
Как я уже говорила, Любочка, собственно, дружила тогда — именно дружила, а не была связана делом — с Анной Ильиничной Вильяме, женой выдающегося театрального художника П. Вильямса, работавшего во МХАТе. Люба и Гриша испытывали к ним особую привязанность, так как именно они оказались «виновниками» их знакомства, обернувшегося таким счастьем. Анна Ильинична была близкой подругой одной из самых блестящих московских красавиц — Елены Сергеевны Булгаковой, жены гениального писателя. Я помню Анну Ильиничну в доме Елены Сергеевны уже в 1960-е годы, уже очень немолодую, что не мешало её друзьям по-прежнему называть её весёлым и ласковым именем Ануся.
Итак, Любочка и Гриша, Ануся и Пётр Вильямсы, братья Эрдман (драматург и художник) и Елена Сергеевна — вот ядро компании, которая в те годы общалась часто и весело. В изданном уже дневнике Булгаковой за 1936 год не раз можно встретить запись: «Была Л.П. Орлова, звонил Александров». Даже когда Люба и Гриша из-за каких-нибудь дел не могли быть вместе, связь не прерывалась, они всегда знали, где искать друг друга, и телефон играл здесь немаловажную роль.
Дом Булгаковых слыл одним из самых открытых, и почти каждая запись дневника Елены Сергеевны о непрерывном потоке гостей пестрит блистательными именами. В их доме тогда постоянно шумело застолье с салютом шампанского, гулом голосов и взрывами смеха. Для Михаила Афанасьевича, лишённого возможности печататься, это и была, собственно, единственная аудитория, которой он мог адресовать своё творчество. Он как раз работал над романом «Мастер и Маргарита», и все рвались послушать его чтение глав из нового романа. Любовь Петровна и Григорий Васильевич были в числе слушателей уникального авторского исполнения страниц, которые только через четверть века начнут читать все — на всём земном шаре.
Елена Сергеевна и Любовь Петровна легко находили общий язык. Они обе умели любить, и рядом с ними были не просто мужья,
«Бедный Шостакович — каково ему будет теперь», — сокрушается Елена Сергеевна, которая за несколько дней до этого, после премьеры в Большом театре оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», записала: «После оперы поехали в клуб мастеров… Состав “Леди Макбет” ужинал в соседнем зале. Дорохин угощал шампанским, и мы незаметно выпили три бутылки… потом подошли Мелик и Шостакович… Мы танцевали…»
А уж кому, как не ей, было знать, что такое разгром в «Правде»! Именно эта газета в 1929 году уничтожила её Булгакова ужасающим опусом по поводу спектакля во МХАТе по его пьесе «Мольер»: «Внешний блеск и фальшивое содержание». Статья эта стала, по существу, официальным запрещением всего творчества писателя, обрекая его на немоту и нищету.
Как известно, Художественный театр тут же отказал автору прославленных «Дней Турбиных» даже в том, чтобы взять его хотя бы рабочим сцены. Доведённые до отчаяния, лишённые каких-либо средств к существованию, Михаил Афанасьевич и Елена Сергеевна уже назначили день, когда они уйдут из жизни. В его письменном столе лежал браунинг. За сыновей она была спокойна — о них мог позаботиться их отец, её первый муж генерал Е. Шиловский. И совершенно ясно, чем бы всё кончилось, если бы не знаменитый телефонный звонок Сталина Булгакову, после которого во МХАТе немедленно возобновили спектакль «Дни Турбиных», а Михаила Афанасьевича тут же взяли в штат театра ассистентом режиссёра. И снова вскинула прелестную рыжую голову очаровательная «недобитая интеллигентка», в доме захлопали пробки от шампанского, и бедный Мастер опять стал жить.
Я прекрасно помню рассказы Елены Сергеевны об этих событиях. Широкие синие с серебром рукава халата разлетались, когда она всплёскивала руками и восклицала: «Я обожаю Сталина! Он спас Мишу!» Ах эта женская логика!
А в 1953 году Любочка в моём присутствии скажет о нём же: «Наконец-то он сдох». Скажет очень спокойно и тихо. Она знала, о чём говорила. Её первый муж Андрей, замечательный человек, был трагически вырван из её жизни. В тридцатые бесследно исчезали родные, друзья — и близкие, и далёкие. Во время съёмок «Весёлых ребят» в Гагре в ночь на 13 октября 1933 года Н. Эрдмана вместе с драматургом В. Массом взяли в ОГПУ прямо из гостиницы. Они избежали каторги, но не избежали ссылки. А оператор В. Нильсен, снимавший с ними «Весёлых ребят» и «Цирк», начал работать над «Волгой-Волгой», но закончить фильм ему было не суждено: его арестовали, и он никогда не вернулся. И несть им числа…
Оставшиеся на свободе жили в страхе и напряжении. Телефоны в домах, где были арестованные, замолкали, друзья и родные отрекались, знакомые при встрече переходили на другую сторону улицы. Пик этого безумия — 1937–1939 годы. Мама вспоминала, что в этот период Нонна Петровна начинала каждый день с утреннего звонка сестре и задавала один-единственный вопрос: «Вы целы?» Но нашим героям всё это не мешало оставаться естественными людьми. Александров продолжал работать со ссыльным Эрдманом, который нелегально приезжал в Москву и останавливался у Булгакова.