Любовь оружейной принцессы

Колесникова Наташа

Колчин хотел точно знать, как будет вести себя на переговорах Гринин. Но если сделка сорвалась, так и разговоры Гринина ему стали не интересны. А орал на зятя… Ну так надо же объяснить тому, что бизнес — дело серьезное? Чтобы понимал, так сказать, чувствовал ответственность! Но бить его дочь — это уж слишком. Это такие дела, которые не прощаются.

— Афоня, я не думаю, что так было, — сказала Елизавета Петровна. — Лена возбуждена, она не понимает, что говорит…

— А что тут непонятного? Он же не приехал к нам, Лена сказала —

не может, я теперь понимаю, почему не может! Боится? Прячется? Где он есть вообще?

Колчин не мог знать, что в разговоре с Равилем и капитаном ФСБ артист Бодягин рассказал все о своем недостойном поведении, раскаялся и просил прощения, но о том, что был виновником синяка на лице дочери столь могущественного человека, и под страхом смертной казни не сознался бы. А его про синяк под глазом Лены никто и не спрашивал. О нем, кроме Славика и Никиты, никто не знал. Но до Никиты Осмоловского следователи так и не добрались.

— Он уехал! — с рыданием воскликнула Лена.

— Куда? — в один голос спросили родители.

— К себе домой… бросил меня!

— Понятно! — кивнул Колчин. — Испугался, так сказать, решил спрятаться у себя в станице! Достанем его и там, пусть расскажет, пусть объяснит…

— Не надо, папа! Я не хочу его видеть, уехал — и все!

— Нет, но что ж это получается? — бушевал Колчин. — Мы человека приняли в семью, как родного, а он что? Позволяет себе бить мою дочь по лицу? Я такого не могу простить!

— Ты веришь, что Слава мог так поступить? — спросила Елизавета Петровна. — Я лично — нет.

— Но ведь сбежал! Отказался приехать и сбежал! Значит, виноват, подлец!

Теперь мнения родителей изменились на диаметрально противоположные. Если в начале разговора мать сочувствовала дочке, а отец упрекал ее, то теперь отец ей сочувствовал, а мать не верила словам Лены.

— Афоня, пойдем в гостиную, посмотрим телевизор… Лена, ты есть хочешь?

— Да пошли вы со своей едой! — крикнула Лена и убежала в свою комнату.

— Я хочу есть, — сказал Колчин. — И водки мне тоже налей. Но твое поведение, Лиза, мне совсем непонятно.

— Хорошо, Афоня, я тебе все объясню. Что ты хочешь поесть?

— Кусок мяса. Грибы тоже оставь. Не понимаю, что ты можешь мне объяснить? Все и так понятно… даже дураку!

— Нет, ну ты мне скажи: почему решил уехать в Левобережную? — говорила Марина. — Тебя же никто не прогонял, из квартиры не выселял, ты учился в престижном вузе…

Поезд мчался в ночи, за окном была сплошная темень. Вместе с чересчур осторожной Мариной они как-то незаметно выпили бутылку коньяка, Славик сбегал за второй. Обед плавно перешел в поздний ужин, а они и не думали ложиться спать, сидели за столом, доедали курицу Марины.

— Ты молодец, Марина, но сама-то почему не стала миллионершей? Ведь были же варианты после гибели мужа…

Марина работала менеджером в какой-то фирме, дела ее шли не лучшим

образом. Была замужем, похоже, за бандитом, но его убили, а она так и не смогла второй раз выйти замуж. Сама воспитывала двух дочерей, тринадцати и пятнадцати лет. А теперь ехала к больному отцу в Армавир.

— Были, не спорю. Золотые горы сулили. Не смогла. Знаешь, после моего мужа… все это было не то. Деньги он оставил приличные, хватало на детей, на жизнь… Да и сейчас хватает, так что ради денег — нет. А просто так… Извини, но я тоже имею право выбирать, правильно? Я выбирала, но так и не выбрала.

— А почему меня спрашиваешь?

— У тебя друзья в Москве остались, да и жена… непонятно, изменила или нет. Может, и нет. Зачем же все бросать и уезжать в станицу? Я этого не понимаю.

— Слушай… Ну вот смотри сама. Тесть оплачивал учебу, да? Он и квартиру оплачивал. И наши расходы тоже, я же не мог ничего зарабатывать. И он потом стал кричать на меня…

— Правильно стал. Ты же провалил сделку. Кто тебя за язык тянул там?

— Нет, погоди… Если товар с изъяном, я должен про это сказать или нет?

— Что мне в тебе нравится, Славик, так это деревенская тупость, извини и не обижайся. Всякий товар имеет изъян. И если продавец будет трубить об этом — он мигом разорится. Тебе главное — показать товар лицом и продать его. А все остальное не важно.

— Но если есть возможность улучшить товар, сделать его более совершенным… Это надо делать или нет?

— Надо! Но сначала нужно продать то, что сделали. А потом усовершенствовать и продать намного дороже. Это закон бизнеса. Возьми хоть те же шампуни, стиральные порошки. Вчера реклама талдычила — это самое лучшее. Сегодня талдычит — еще лучше придумали! А вчера, значит, врали? Да нет предела совершенству, и надо это с умом использовать. Ты был не прав, Славик.

— Это с точки зрения московской жительницы… Ты хоть родом из Армавира, а уже москвичка. Я там жил на всем чужом, понимаешь? Трудно это, но терпел. Ради кого? Ради жены своей. Но когда она дала понять, что…

— А что? Подумаешь, пошла в ресторан с другим!

— Ты бы пошла при живом муже?

— Нет, но у меня муж был уважаемым человеком.

— А она пошла! В то самое время, когда мне тесть устроил выволочку.

— Это несерьезно. Ну, устроил, и что? Он же тебя воспринимал как наследника солидной фирмы. Ты оплошал, он тебе объяснил это.

— И жена тоже объяснила. Да ладно, я не обижаюсь.

— Славик, ты такой дурак… Но симпатичный. Слушай, к черту все эти разговоры, а? Давай спать?

— Давай, Марина, — согласился Славик.

Он посмотрел на свою полку — постельное белье давно уже застелил, надо только раздеться и лечь, но… как разденешься, если в купе посторонняя женщина? А Марина сосредоточенно застилала свою постель, потом, ничуть не смущаясь, сняла спортивный костюм, затем и лифчик сбросила, легла под одеяло.