Любовь по-соседски
Шрифт:
Она накрывает щеки Эша руками и целует каждую. Я наблюдаю, как мои сестры окружают моего мужа. Елена обнимает его за пояс с одной стороны, и Нина обнимает за талию с другой. Я улыбаюсь.
Они создают защитный барьер вокруг него. Они понимают, что-то происходит.
Эш стоит на месте, ошеломленный какое-то время, прежде чем обвивает обе руки вокруг плеч моих сестер.
В носу покалывает, а глаза жжет.
«Ау-у-у. Чертовы эмоции».
Прочищая горло, я разворачиваюсь к родителям,
Мама идет вперед и обнимает меня. Я шепчу:
— Привет, мам.
Она покачивает меня из стороны в сторону и шепчет на ухо:
— Он очень красивый, дочка.
Я смеюсь, и она отпускает меня. Мой папа проходит вперед и, как всегда, обнимает меня так сильно, что почти перекрывает мой поток воздуха. Я задыхаюсь:
— Тата, не надо так сильно!
Он отпускает меня и встает перед Ашером, затем спрашивает:
— Мужчина со свадьбы Тины?
Эш кивает и говорит:
— Да, сэр. Я друг Ника, Ашер. — Затем Эш протягивает руку для пожатия, и я превращаюсь в оголенный комок нервов.
«Пожалуйста, тата. Ответь».
Папа смотрит на Эша добрые десять секунд, прежде чем берет его за руку и дважды сжимает, прежде чем отпустить. Он поворачивается спиной и говорит Ашеру:
— Ты идешь со мной.
Затем заходит в дом.
Эш смотрит на меня так, как будто я должна подтвердить, идет ли он к его неизбежной смерти. Задыхаясь от смеха, я говорю ему:
— Иди с ним. Вероятно, он просто хочет показать тебе что-то по мужской части.
Эш сглатывает, выпрямляется, кивает в никуда и идет внутрь, следуя за моим отцом. Покачав головой, я усмехаюсь.
«Прощай, храбрый солдат».
***
Вот дерьмо. У мужика есть подвал.
«Для чего людям в наше время подвалы?»
Для расчленения тел мужей их дочерей, вот для чего.
Я так облажался.
Спускаясь по ступенькам, я думаю о лице моей прекрасной жены. Что бы сейчас не случилось, она того стоит.
Когда делаю последний шаг, я осматриваюсь вокруг, и моя челюсть отвисает.
Это самая крутая гребаная комната, в которой я когда-либо был.
В ней есть бильярдный стол, дартс, стол для покера, огромный телевизор с плоским экраном, очень удобный диван, библиотека вдоль задней стены и бар в дальнем углу. Идя с широко раскрытыми глазами, я чувствую удар по затылку. Тянусь и касаюсь... свисающей свиной ноги?
«Какого хрена?»
Отец Нат видит, что я держу ногу, и на моем лице, вероятно, выражение «какого хрена», и говорит с сильным акцентом:
— Это есть прошутто. Очень хорошая. Соленая ветчина. Мы делаем каждый год. Это есть традиция.
Он указывает на бар и, удовлетворенный тем,
— Моя Наталья. Она умная. Если она приведет домой мальчика, я знаю, что она его любит.
Я подавляю стремление выпятить грудь и похлопать по ней, как Тарзан, выполняя вызов джунглей. Он продолжает:
— Итак, я должен спросить. Нина рассказывала мне о другом мальчике, о том, кто ее ударил. Она говорит, что хороший человек помогает Нат. Этот человек — ты?
Мой желудок сжимается. Я понятия не имел, что ее сестры расскажут об этом родителям.
Кивая, признаюсь:
— Да, сэр. Я помогал ей.
Тоже кивнув, он выдерживает мгновение тишины, прежде чем медленно произносит:
— Ты заставляешь его платить?
Глядя ему прямо в глаза, я говорю искренне:
— Способом, который он никогда не забудет, сэр. Никогда.
Он снова кивает, и я знаю, что он меня понимает. Играя со своим стаканом, он тихо спрашивает:
— Думаешь, ты достоин?
Я выдыхаю и говорю ему:
— Я... я действительно не знаю. Надеюсь, потому что я люблю ее. Настолько, что я бы сделал для нее все. Я буду защищать ее до того дня, пока я не умру, если она позволит мне. Она делает меня лучше.
Удовлетворенный моим ответом, он поднимает свой бокал и мой. Я тянусь за ним так быстро, что чуть не опрокидываю его. Поднимая его высоко, он говорит: «ziveli!», и это звучит как жив-йэлл-и.
Не зная, что это значит, и серьезно не заботясь, я чокаюсь с ним и говорю:
— ziveli!
Он улыбается в первый раз и опустошает свой стакан, как будто это вода. Я нюхаю напиток. Запах ударят в нос, как моча лошади. Не теряя ни минуты на размышления об этом, я глотаю. И жидкость тут же обжигает мой рот и горло.
«Моча лошади? Больше похоже на растворитель!»
Будучи человеком, который хочет произвести впечатление, я пытаюсь подавить кашель, пока мое лицо не становится синим. Отец Нат смеется, когда видит мое лицо:
— Кашляй, или ты умрешь!
Принимая его совет, я киваю, потом кашляю. И кашляю. И кашляю так сильно, что я почти давлюсь.
Как только я беру кашель под контроль, я смотрю на мужчину и хриплю:
— Чертовски крепкий напиток.
Он улыбается так широко, выглядя почти гордым, и говорит:
— Самодельный. Помогает от всего. Кашель, ожог, порезы... от всего.
Обнимая меня за плечо, он идет к ступенькам и говорит:
— Можешь звать меня Борисом.
Думаю, я только что заполучил на свою сторону отца Нат.
***
Когда из подвала выходят Эш и папа, я выдыхаю, даже не осознавая, что задержала дыхание. Папа обнимает Эша, улыбается и говорит нам, девочкам: