Любовь поры кровавых дождей
Шрифт:
На площадке началось легкое смятение, все стали перешептываться, спрашивая друг друга, кто это такие, но никто ничего о них не знал.
Всех охватила какая-то робость. Никто не осмеливался начать танцевать.
Спустя еще несколько минут стало известно, что это пришли ленинградские артисты, которые отдыхают здесь после гастролей в Тбилиси. Все оживились, по площадке закружились пары.
Гости танцевали увлеченно, изящно. Звонкий смех женщин усиливал веселье, и мы постепенно заразились общим настроением.
Освоившись с
Внезапно меня будто ослепило лицо белокурой ленинградки. Казалось, я неожиданно нашел то, что давно утерял и неустанно искал все время. Лицо это было такое неотразимо красивое, что я забыл обо всем на свете, мне хотелось лишь смотреть и смотреть на него.
Все, что случилось потом, происходило в каком-то тумане.
Когда заиграли фокстрот, я поднялся и, пронизанный внутренней дрожью, решительно направился к незнакомке, сам не отдавая отчета в том, что делаю. Я боялся лишь одного: чтобы меня никто не опередил.
Когда я подошел к ней, она разговаривала с подругой, но безошибочным женским инстинктом почувствовала приближение незнакомого человека, изящным взмахом головы откинула на плечи локоны и искоса снизу вверх глянула на меня.
Вероятно, я был страшно смешон — растерянный, с пылающим лицом.
Я поклонился ей и несмело пригласил на танец. Она поднялась не сразу. Сперва устремила навстречу огромные сверкающие глаза, обрамленные густыми ресницами, и спокойно, не спеша осмотрела меня с ног до головы. На мгновение, показавшееся мне вечностью, взгляды наши встретились.
Меня охватил страх. Я подумал, что сейчас, верно, она с насмешкой откажет, и мне стало нестерпимо стыдно. У меня было такое чувство, что все смотрят на нас, Я предпочел бы, чтобы земля разверзлась и поглотила меня…
Но случилось чудо!
Когда я уже готов был попросить прощения и, посрамленный, вернуться на свое место, она вдруг благосклонно улыбнулась, слегка склонила голову в знак согласия, медленно поднялась, оправила платье, положила мне на плечо руку и звучно, приятным голосом произнесла:
— Пожалуйста!
Никогда еще не танцевал я так скованно, так неуклюже, как тогда. Я то и дело сбивался с ритма, наталкивался на другие пары, двигался неверно, как пьяный. От этого мне становилось стыдно, и я терялся еще более.
Когда мы вышли на середину круга, она откинула назад голову, поглядела на меня своими лучистыми глазами и участливо, мягко спросила:
— Почему вы так напряжены? Танцуйте спокойно, свободно. — И, помолчав секунду, добавила: — Может быть, я для вас плохая партнерша?
— О-о, что вы! — воскликнул я с жаром и хотел сказать что-то еще, но не сумел: мне что-то сдавило глотку. Я чувствовал, как на виске моем пульсирует жилка. Такого со мной еще не бывало.
Танец кончился, и я, проводив свою даму на место, поблагодарил ее. Она в ответ чуть сжала мою руку и еще раз озарила улыбкой.
Я возвратился к ребятам
— Молодец, какую красотку заарканил! Смотри не плошай! А если кто-нибудь чего-нибудь вякнет, я с тобой, так и знай! — сказал он и отошел, расправив богатырские плечи.
Играли второй танец. Потом третий. И еще, и еще… Но я не мог собраться с духом подойти еще раз к моей белокурой красавице и еще раз пригласить ее.
Все вокруг танцевали, и я стоял как вкопанный на одном и том же месте. Лишь только начинался очередной танец, я давал себе слово превозмочь робость и пригласить ее на следующий, но, едва начинала звучать музыка, я продолжал стоять, заливаясь краской и негодуя на себя.
Она тоже не танцевала. Сидела с подругой. Рассказывала ей что-то смеясь и время от времени поглядывала на меня. Мне показалось в какой-то миг, что они говорят обо мне.
Наконец поняв, что танцы вот-вот кончатся, я стал внушать себе, что это не слабость, а принцип. Я говорил себе: «Ну что ж, я ведь уже танцевал с ней, вот и ладно. Хватит и этого». Но от этого «утешения» я расстроился еще больше.
Вечер подходил к концу.
Исчезла последняя надежда познакомиться с моей избранницей, от острого сожаления у меня перехватило дыхание, я дрожал как в лихорадке.
…И свершилось второе чудо! Когда культработник объявил белый танец, а из репродуктора послышались звуки танго «Огоньки Барселоны», моя незнакомка стремительно встала, оправила платье, как в тот раз, и… направилась в нашу сторону!
Кровь бросилась мне в голову, когда откуда-то из далекой дали, донесся ее голос, приведший меня в трепет:
— Давайте потанцуем, ведь это прощальный танец!
В ее голосе прозвучала интонация женщины, уверенной в себе, повелевающей и одновременно готовой к покорности. И в просьбе, и во всем облике ее было что-то гордое, недосягаемое.
Никогда не забыть мне наш танец… К моему счастью, по просьбе публики «Огоньки Барселоны» были повторены, и вместо одного раза мы танцевали дважды.
Оба мы торопились, и в течение двух-трех минут я рассказал ей все о себе. Да и что было в этом трудного — какое прошлое могло быть у юноши в двадцать один год!
Ее биография оказалась сложнее. Лида (так звали мою знакомую) была актрисой ленинградского драматического театра. Ее отец, известный ученый-гистолог, заведовал кафедрой в Ленинградском университете. Оказывается, Лида побывала замужем за известным художником, но они разошлись, и, несмотря на его настойчивые просьбы и попытки помириться, она никогда не вернется к нему.