Любовь решает сама

Харди Мелина

— Когда человек разговаривает сам с собой, это очень плохой признак, — разразилось у нее за спиной, и Мелоди поняла, что Джеймс последовал за ней наружу с ведром теплой воды.

— Я разговаривала с собакой.

— Потому что ты предпочитаешь говорить не со мной, а с ней?

Мелоди набралась духу и посмотрела на него.

— Может быть. Ты хорошо выглядишь, Джеймс.

— Не могу сказать того же о тебе.

Он наклонился и вылил воду в ванночку, которую Мелоди принесла, прежде чем занялась собакой.

— Ты похудела

больше нормы, Мелоди, — заметил он, присев на корточки рядом и закатывая рукава голубой хлопчатобумажной рубашки. — Это почему?

Ее тянуло сказать, что такой результат, когда человека подвергают мучениям; что после расставания с ним она потеряла аппетит и вкус к жизни. Однако аромат, исходящий от Джеймса, так живо и интимно ее разволновал, что она не смогла бы произнести такой длинный ответ.

Вместо того она проворчала:

— Худые женщины в моде.

— И быть модной важно. — Джеймс схватил собаку и, несмотря на сопротивление, посадил ее в ванночку, затем начал пригоршнями обливать водой. — Поразительно, как ты снизошла до такой грязной собаки, без родословной и вообще. Зачем привезла ее к отцу? Потому что Роберт отдал бы Богу душу скорее, чем пошел бы с ней погулять?

Нет, положительно она глупа, раз допустила, пусть на миг, мысль о том, что Джеймс избавился от своих предрассудков и понял: все, что ему нужно и чего он хотел в жизни, — здесь, включая его отца и Мелоди. В душе нарастал гнев: разве это возможно — все время впустую надеяться на чудо? Ожидать его от человека, который с самого начала объявил, что никому из них не доверяет?

— Может быть, тебя это и поразило, Джеймс, но отсутствие родословной у Мэтти не имеет никакого отношения к ее появлению здесь. Зато в результате бедное старое сердце Сета получило утешение. Между прочим, хотя это совершенно не твое дело, Роберта я не видела уже с месяц.

Несомненно удивившись горячности, с какой говорила Мелоди, Джеймс притих.

— Значит ли это, что его больше нет в твоей жизни?

— Нет. Он всегда будет частью моей жизни. Просто так получилось, что он сейчас в отпуске.

— Ясно. Видимо, это предопределяет ответ на следующий вопрос.

— И какой же это вопрос?

Джеймс улыбнулся, но ямочек на щеках не появилось.

— Определила ли ты, насколько это подходящий для тебя поклонник и стоит ли за него держаться?

— Джеймс, — сказала она раздраженно, — я коллекционирую старинные наряды, но не поклонников. Роберт — мой друг и всегда останется только им. Но просто, чтобы была ясность раз и навсегда, скажу: если дело касается отношений — с людьми ли, с животными ли, — я ищу способных чувствовать, честных, а вовсе не подходящих. Родословная человека интересует меня не больше, чем происхождение Мэтти. Что действительно важно для меня, так это способность любить и быть любимой. — Мелоди остановилась и покачала головой. — Но ты такой сноб, Джеймс, что, вероятно, все это тебе совершенно недоступно.

—

Это я сноб? — Он сел на корточки и разразился хохотом во все горло.

— Да, — ответила Мелоди, втирая шампунь в шерсть собаки. — С первой минуты нашего знакомства ты отказывался видеть дальше своего носа. Ты смотрел на меня свысока, критиковал и пытался заставить меня чувствовать себя неполноценной из-за того, что от меня не зависит, например, из-за факта моего рождения в богатой семье. И ты продолжаешь заниматься все тем же. Однако я внезапно поняла, что устала от этого. Ты становишься скучным, Джеймс.

— Я вернулся сюда, чтобы помириться с тобой! — взревел он. — Разве так ведет себя мужчина, если стремится лишь выискивать недостатки в женщине?

— Если это все, чего ты хочешь, то можешь смело уезжать снова. Я жду гораздо большего.

— О чем еще, по-твоему, надо кричать в полный голос?

Мелоди покачала головой.

— Если я должна по слогам подсказывать тебе, то в этом нет никакого смысла, тут говорить не о чем.

— Ну ладно, Мелоди, черт возьми, я стараюсь, как могу. Помоги мне хоть немного.

— Нет, — заявила она, надеясь, что ей не придется сожалеть об этом отчаянном сопротивлении у последнего окопа. — Я отдала тебе больше, чем любому другому мужчине, и я бы продолжала делать это, пока живу. Но ты был прав, Джеймс, когда сказал, что плохо, если только один из двоих старается идти навстречу. Поэтому боюсь, тебе придется искать где-то еще то, ради чего ты вернулся сюда.

— Я вернулся ради тебя. — Он вырвал у нее из руки флакон с шампунем и зашвырнул его в другой конец садика. — Черт бы побрал, я вернулся, потому что не мог перестать думать о тебе и потому что сожалел: может быть, ты несчастна без меня.

— Прошу тебя, избавь меня от благотворительности, — холодно прозвучал ее голос. — Я ей рада не больше, чем был рад твой отец, когда я попыталась заставить его глотать ее насильно.

Джеймс пустил трелью цепочку слов, которых никогда не слыхивали в избранном обществе. Мелоди выслушала их невозмутимо.

Затем он спросил.

— Ну хорошо. Что я должен делать?

— Подумай сам, — услышал он в ответ.

— Ладно, — вздохнул Джеймс и посмотрел через плечо, словно ожидая, что увидит свешивающуюся с ивы петлю. — Давай поженимся.

Сердце Мелоди замерло почти до полной остановки, но ей удалось сохранить внешнее спокойствие.

— Нет, спасибо, — вежливо ответила она.

— Почему?

— Подумай сам и об этом.

— Ты играешь моим терпением, о женщина!

Он снова растаптывал ее сердце. В который раз?

— Какая неосмотрительность с моей стороны.

— Ты знаешь, Мелоди, — заявил он, стряхнув с руки клочья пены, которые не замедлили взлететь и опуститься ему на рубашку. — Тебе не идет саркастический тон. Ты знаешь, что я хочу сказать. Почему же для тебя так важно, чтобы я нашел правильные слова?