Любовь Советского Союза

Снежкин Сергей

– Не знаю, – призналась Галя. – Может, в Самару? Там новый театр построили на берегу Волги. Я не знаю! Мне страшно!

– Завтра же собрание и спектакль! – напомнил Паша.

– А вдруг меня арестуют? – тихо спросила она. – Прямо на собрании? – Галя посмотрела в полные ужаса глаза Паши. – Арестуют? – спросила она, ожидая ответа.

– Нет! – замотал головой Паша. – Не арестуют!

– Почему? – с надеждой спросила Галина.

– Если бы тебя хотели арестовать, то арестовали бы сегодня! – уверенно ответил

Паша.

– Пашка прав! – обрадовалась Таисия.

– Что же делать? – жалобно спросила Галина, ища ответа в глазах своих друзей.

– Мы тебя будем защищать! – твердо сказал Паша, ободренный своей способностью логически мыслить. – Я выступлю на собрании!

– Может, мне все-таки уехать? – повторила Галина. – На время… Может быть, пока меня не будет, здесь все как-то уладится?

– Нет, Галька! – решительно покачала головой Таисия. – Нельзя тебе никуда уезжать! Тебе завтра надо быть на собрании, а вечером на спектакле! Кто бежит, тот и вор!

– Меня завтра из комсомола исключат, – напомнила Галина, – из советской жизни вычеркнут… возьмут и вычеркнут… – Галя показала рукой, как вычеркивают. – Была Галя Лактионова, и нет ее!

– Надо покаяться! – загорелся вновь пришедшей идеей Паша Шпигель. – Признать ошибки! Сразу же, как только собрание откроют, сразу же покаяться!

– В чем? – тусклым голосом спросила Галя. – Знала бы в чем – покаялась!

– Все равно уезжать нельзя, – отвечал своим мыслям Паша, – ты куда ни приедешь, везде справки потребуют, характеристики…

– Никто тебя не вычеркнет! – не очень уверенно убеждала подругу Таисия. – Твое лицо по всему городу расклеено! Тебя все знают! Песню твою в народе поют!

– Алексея Михайловича тоже все знали, – тихо напомнила Галина. – Будь что будет! – решила она, закрывая концертный чемоданчик.

– Ты куда? – насторожилась Таисия.

– Домой, – устало ответила Галя.

– Галька! Не делай глупостей! – погрозила ей пальцем Таисия. – Чемоданчик тебе зачем? Оставь чемоданчик здесь!

Галя поставила чемоданчик на гримерный столик.

– Сколько злобы в людях, сколько ненависти! – удивилась она. – Я секретаря этого… городского первый раз в жизни видела, слова ему не сказала, а он ноздрями шипит, как Змей Горыныч, и смотрит на меня так люто, как будто я враг ему! Такой враг, которого и убить не жалко! А с Алексеем Михайловичем – это ошибка! Не может он врагом народа быть! Он людей любил… и люди его любили! – добавила Галина.

Паша приоткрыл дверь, высунул голову в коридор.

– Пойдем, Галь! Я тебя домой провожу! – взмолился он.

– Пойдем, – согласилась Галя, – только, Пашенька, не провожай меня! Дай мне одной побыть!

На улице Таисия вцепилась в Галину руку:

– Вот еще! – возмущалась она. – Не оставим мы тебя одну в таком настроении! А злоба,

Галька, это от зависти! Посуди сама… в театре никто в кино не снимался, а ты еще в училище главную роль сыграла, Джульетту репетируешь, Глафиру в «Волках и овцах» играешь, у Арсеньева на хорошем счету, конечно, всем завидно! А как же иначе? – задыхаясь от быстрой ходьбы, тараторила Таисия. – Но они, Галечка, актеры, завидуют по-хорошему! Они на самом деле радуются твоим успехам… а-а-ах! – вдруг вскрикнула она.

– Что с тобой? – отвлеклась от своих мыслей Галина.

– Каблук сломала! – в отчаянии поведала Таисия.

Каблук – это было серьезно… В те нищенские времена, когда обувь купить было невозможно, непостижимым путем доставшаяся пара туфель носилась до состояния полного распада, а если таковой не наступал, то туфли передавались по наследству или же дарились ближайшей подруге, и по той же «дефицитной» причине и во времена Гражданской войны, и в период наступивших репрессий перед расстрелом у приговоренных в первую очередь требовали снять сапоги. Потому каблук – это было серьезно.

– Как же ты так? – укоризненно спросила Галина, помогая подруге добраться до гранитной тумбы у дворовой арки.

– Как-как! Оступилась! Вон… – Таисия гневно кивнула на тротуар, – яма на яме! Тут сам черт ногу сломит! Жалко, Пашку прогнали, он бы заколотил, – пожалела она, печально разглядывая каблук с торчащим из него гвоздями. – Как же я в гости пойду? – окончательно расстроилась она.

– Возьми мои, – великодушно предложила Галина.

– А ты? – обеспокоилась Таисия.

– Я как-нибудь доковыляю, – успокоила подругу Галя. – Дом-то рядом.

– Я должна тебя проводить до самых дверей! – напомнила Таисия. – Так что бери свои туфли обратно! – она прервала обувной обмен – Галька! – вдруг попросила Таисия. – Пошли со мной! Там летчики будут! Развеешься! Ну, пошли, ну, пожалуйста! Герой Советского Союза Костецкий будет… – привела Таисия главный аргумент.

– Мне сейчас только героев не хватает, – усмехнулась Галя. – И потом у нас туфли одни. Так что шагай, товарищ Таисия, ты одна к Герою Советского Союза, полярному соколу, товарищу Костецкому! Выпей там горького вина за помин души бывшей актрисы Театра имени Ленинского комсомола, бывшей комсомолки Галины Лактионовой!

Галина надела Тасины сломанные туфли, встала и спросила:

– Кстати, а как правильно называются жительницы города Самара: самарчанки, самарки или самаритянки?

– Что ты такое говоришь? – расстроилась Таисия. – Ни в какую Самару ты не поедешь, и никакая ты не бывшая и бывшей никогда не будешь!

– Да? – удивилась Галина. – Это почему?

– Потому что ты красивая, Галька… и талантливая! Очень талантливая! Слишком талантливая даже для Москвы, а уж для Самары … – она махнула рукой.