Любовь Советского Союза
Шрифт:
– Готово! – радостно оповестил румяный летчик, поднося к Галине починенную туфлю.
Галина надела туфли и, стараясь не привлекать внимания, проскользнула в прихожую.
– Я провожу вас? – попросил Ковров.
– Нет, – взмолилась Галина, – не надо меня провожать! Ничего не надо!
И захлопнула за собою дверь.
Ковров остался один. Он был похож на обиженного ребенка, которого не пустили на детский праздник. Он вошел в комнату, остановился в дверях, внимательно глядя на счастливую, танцующую с Костецким Таисию.
Таськины
С фронтона кинотеатра «АРС» рабочие с длинных качающихся лестниц снимали афишу «Девушки с характером». Огромное полотно с улыбающейся Галиной с хрустом рухнуло на мокрый асфальт. Галина остановилась около поверженного плаката, рабочие спустились с лестниц, с любопытством поглядывая на босоногую девушку, начали сворачивать плакат в рулон.
– Почему вы сняли плакат? – дрожащим голосом спросила Галина.
– Другое кино будет, – ответил один из рабочих. – Простудишься… – кивнул он на ее босые ноги.
– Ничего, – ответила Галина и пошла дальше.
Клавдия ждала ее…
– Где твои туфли? – спросила она, когда Галя вошла в прихожую.
– Таське отдала, – Галя села на стул и накрыла ноги вязаным платком, снятым с вешалки, – она в них танцует. Уезжаешь? – спросила она мать.
– Да. Сейчас автобус придет. – Мать закурила. – Что в театре?
– Собрание на завтра перенесли, – неохотно ответила Галя.
– Плохо? – спросила мать.
– Да, – ответила Галина.
– А Арсеньев? – зная ответ, спросила мать.
– Его не было. Он не пришел, – пожала плечами Галя.
– Понятно, – Клавдия встала. – Если что… сразу бери билет и приезжай ко мне… там будешь решать, как дальше жить.
– Останься, мам! – заплакала Галя. – Мне так плохо! Я так боюсь! Останься!
– Ну как? – застонала Клавдия. – Как я останусь, маленькая моя, меня и так почти со всех ролей сняли после ареста Антона Григорьевича. Это же гастроли! Как мне не поехать?
Они плакали тихо, чтобы не разбудить спящих тетушек.
Погудел с улицы автобус… Клавдия торопливо ушла, и Галина осталась одна.
Комсомольский актив театра, уже одетый и загримированный для вечернего спектакля, томился в зрительном зале в ожидании начала продолжения комсомольского собрания.
На сцене, посереди декорации «дом Гордея Карповича Торцова», торчал стол, покрытый красным сукном. За столом сидели члены комитета комсомола театра и секретарь партийного комитета, тоже, кстати, загримированный и в рваном армяке [18] – он играл представителя эксплуатируемого крестьянства. Галина примостилась тут же, в кресле купца первой гильдии – хозяина дома.
18
Армяк – верхняя долгополая распашная одежда в виде халата из толстой грубой шерстяной ткани или сукна, употреблявшаяся русскими крестьянами.
Секретарь
– Это что за… – он запнулся, подыскивая в своем нехитром комсомольском словарном запасе подходящее определение, – маскарад?
19
Панева, также понева – предмет одежды замужней крестьянки, представляющий собой юбку из трех полос шерстяной ткани, обычно яркой клетчатой или полосатой.
– У нас в семь часов спектакль сегодня, – начал оправдываться секретарь комитета комсомола театра. – Неизвестно, сколько времени займет собрание, поэтому актеры решили загримироваться и подготовиться к спектаклю.
– Начинайте, – после недолгого раздумья разрешил секретарь и занял свое место за кумачовым столом. Секретарь о чем-то долго шептался с комсомольским вожаком театра.
– Ты с ней говорила? – прошептал Паша Таисии. – Каяться будет?
– Молчит. Даже не поздоровалась, – прошептала в ответ Таисия.
– Значит, не будет, – закачал головой Паша.
– Продолжаем общее собрание комсомольцев Театра имени Ленинского комсомола, – провозгласил секретарь комитета комсомола театра, – на повестке дня один вопрос – персональное дело комсомолки Лактионовой. Присутствуют тридцать семь членов комсомольской организации театра. Отсутствует один. По уважительной причине – у подшефных колхозников перенимает искусство игры на гармони-трехрядке для спектакля «Домна номер пять-бис», который готовится к постановке в нашем театре…
Секретарь что-то пометил в своих бумагах, одобрительно кивая.
– Секретарь собрания – товарищ Сазонтьева, – продолжил комсомольский вожак. – Мы остановились на голосовании об исключении Лактионовой из рядов комсомола, кто за исключение Лактионовой…
– Подождите! – прервал его секретарь горкома. – Лактионова так и не рассказала нам о преступной связи с врагом народа Косыревым. Говори, Лактионова! – приказал он.
– Все, – прошептала Таисия, – они ее сожрут и не подавятся! Выгонят Гальку из комсомола с волчьим билетом, ни одна Самара не примет! Не надо ей было сегодня приходить!
– Ну не пришла бы… – печально прошептал Паша, – все равно бы выгнали.
– Зато не так противно было бы! – прошипела верная Галина подруга.
Галя молчала.
– Будешь говорить, Лактионова? – повторил секретарь горкома.
– Буду, – согласилась Галина, – у Алексея Михайловича Косырева связь была не со мной, а со всем театром. Ему очень нравился наш театр, он часто бывал у нас. Между прочим, если кто не знает, имя Ленинского комсомола было присвоено театру по его предложению…