Любовь стоит того, чтобы ждать
Шрифт:
— Не смей так отзываться о…
— А то что? Ты только угрожать можешь или… — последнее прозвучало совсем отчаянно, и я приготовилась дорого продать свою жизнь — руки стража взметнулись и обхватили мою шею, но… Вместо того чтобы задушить, широкие ладони скользнули назад и притянули меня за шею к его лицу.
А последние слова утонули в его горячем выдохе, который отравил мои легкие и проник в кровь сотней крохотных иголочек…
Его губы больно прижались к моим.
Меня и раньше целовали. Не единожды.
Каждый раз был похож и не похож на предыдущие:
Как будто я принадлежу этому мужчине, а он принадлежит мне. И наши губы встретились после долгой разлуки, а языки умеют танцевать в паре. Будто я — рабыня с планеты Карам, одурманенная вечным желанием и соком анда, а он — мой властелин, вернувшийся из военного похода.
Как будто все мои органы чувств спали до этого, и проснулись только сейчас… Чтобы разложить на составляющие кровь, которую я сама же и заставила выступить, и теперь чуть ли не наслаждалась её вкусом. Чтобы обонять запах жестокой, почти неукротимой жажды и осязать одновременную твердость и мягкость его порывов…
Чтобы умирать и задыхаться от бесконечного поцелуя, который не был мягким, но не был и жестким. Который наказывал и прощал…
Наслаждаться идеальным поцелуем от истукана, чье сердце, как я думала, должно было качать лишь ледяную воду… а оказалось, оно проталкивает сквозь сосуды сладкую месть, отраву, передающуюся через его губы и язык и заполняющую мои легкие и тело. Делая его одновременно легким, воздушным, но также тяжелым и тянущим вниз, улечься прямо на пол, раскрыться перед ним полностью…
Эта мысль меня отрезвила. И заставила огромным усилием воли… Звезда в зените, да какая воля! Мной управляла паника, страх перед собственной слабостью, перед готовностью отдать тело первому ублюдку Академии. Заставила оторваться от него как раз в тот момент, когда Гард застонал и, снова бормоча что-то на непонятном языке, прижался ко мне всем телом…
Руками, которые цеплялись за его плечи, я оттолкнула четверокурсника и выскользнула из-под него, отскакивая к двери и хаотично шаря по панели в надежде найти то сочетание клавиш, что позволит мне выбраться… Это не удалось, и я резко развернулась, глядя на часто и глубоко дышащего парня…
Он смотрел на меня так… Бездна, я не могла взглянуть в его фиолетовые глаза! Опустила голову и глухо сказала:
— Выпусти…
— Ты же сама хочешь этого!
— Выпусти!
— Да что в нем такого, что я не могу…
И сам же замолчал.
Даже не глядя на него я почувствовала, как парень замкнулся, застыл истуканом, а потом четким движением, избегая прикосновения, что в условиях тесноты было почти чудом, дернул дверь и растворился в тишине коридора…
А я съехала по стенке, прижимая руки к горящим щекам.
И что это было?
5
За два космических года до описываемых
Академия пилотов.
Аррина
Мне снова снился сон.
Где я танцую…
Не в угоду пьяной публике. Не для того, чтобы заработать или выжить. Даже не для того, чтобы усыпить бдительность или бежать — было в моей жизни и такое…
А для себя. И для чего-то Великого, что благосклонно взирает на мои движения.
И это было хорошо. Вдохновляюще.
Тело двигалось и пело… Будто воздух стал плотным, подобным струнам и каждый шаг был нотой, нанизанной на них. Взмах ногой сопровождался пронзительным звуком свистели, что была в ходу на той аграрной планете, где меня выхаживали сердобольные хозяева маленького, но уютного домика. Если бы не обстоятельства и мне не пришлось в очередной раз бежать, я бы провела эти годы среди пурпурных пастбищ и была бы счастлива.
Руки трепетали, будто язычки многочисленных колокольчиков, их надевали невесты Дилипа во время свадебного обряда. Я лишь однажды любовалась им в нижнем городе и была поражена тем, насколько торжественно и красиво все это выглядело…
Тело изгибалось, вторя изгибам кифары… Однажды в нашей стае полуголодных подростков поселился странный путник. Он пришел из ниоткуда и ушел в никуда — но то время, что жил среди нас, в лагере было тихо. Потому что каждую ночь он садился возле костра и, перебирая струны длинными, почти прозрачными из-за необычной структуры кожи пальцами, рассказывал о звездах и их равнодушии. И величии.
Это было странно, но во сне мне казалось, что я танцую… время. И долгий путь, который тоже вел в никуда.
Я летела и выгибалась под немыслимыми углами, меня рвали в разные стороны звездные потоки, мои ноги и руки то замирали, вытягивая тело в длинную, устойчивую линию, то падали вниз, с молчаливым грохотом.
Мне снились разные мелодии. Такие же разные, как и само время. Ведь как бывает: иногда оно движется скачками, хаотичными зигзагами. Иногда по спирали. Иногда становится медленным, тягучим, не дающим вздохнуть, будто ты глубоко под водой, и твои движения настолько затруднены, что когда выныриваешь на поверхность, каждый взмах рукой наполнен удивлением. А каждый вздох — жизнью.
В своих снах я не повторяла чужие танцы… Те танцы, что впитывала от случая к случаю с самого детства… У меня не было учителей, но каждый встреченный на моем пути танцор становился таковым. Потому что танец оказался единственным прибежищем, в котором я чувствовала себя свободной…
Но во сне… я создавала что-то новое.
Эти картинки и музыка не снились мне каждую ночь… Но когда это происходило, я просыпалась счастливой и отдохнувшей. Вот и нынешним утром — моим пятым утром в роли не кандидата, но кадета-первокурсника — я открыла глаза еще до сигнала подъема и какое-то время лежала, улыбаясь в темноту…