Любовь стоит того, чтобы ждать

Вознесенская Дарья

Именно что мифология. Потому что ученые давно доказали, что происходящий процесс «сплющивания» галактик является естественным. Физически обусловленным. Безудержным.

Но живые существа не были с этим согласны.

И не только потому, что сами инстинкты их вопили — ну, за исключением некоторых гормонально, физиологически или психически иных рас, которые, наоборот, всей своей сутью тянулись к смерти, — что необходимо выживать любой ценой. Даже если смерть — это естественно.

Подсознательно никто не хотел верить, что нас убивает то,

что породило.

Потому появились тысячи историй и философских трактатов, объясняющих уменьшение времени-пространства чем угодно, кроме реальности. То это был дикий зверь гигантских размеров. То — происки неких параллельных Вселенных, с которыми надо договориться. Наказание от разгневанных богов. Похищение планет в анти-Вселенную… Граница между жизнью и смертью. Где то, что происходит с нами здесь, — это жизнь. А то, что остается после пожирателя…

Смерть.

Вчера у меня возникло ощущение, что я тоже перешел эту границу. Внутри все сделалось мертво… Мысли ворочались на уровне одноклеточного, формируя простейшие команды: подойти, забраться, пристегнуться, не смотреть. Тело двигалось, как у робота. Клетки производили сами себя в полностью автоматическом режиме. Сердце стучало.

Не жило.

Легкие расширялись и сужались.

Не дышали.

Глаза смотрели, а не видели, ноги двигались, а не шли.

Мы с Арриной летели в уже знакомое место на конкурс в абсолютном молчании… Но от этого молчания не было неловко или зло, или плохо. Это было молчание пустоты. Ее для меня больше не существовало. Мне было плевать, выиграем мы что-то или нет.

Я прошлый просто привык выполнять свои обещания до конца. А значит, я настоящий станцую то что нужно с максимальным усердием.

Я будущий… Просто буду.

Мы зашли на Арену вместе, уже переодетые, но никогда еще не были настолько… не-вместе. Я отстраненно наблюдал, как Аррина шла впереди с прямой, напряженной спиной, слегка отставленными назад руками, как перекатывались мышцы под гладкой кожей… Наша одежда была довольно простой на вид, по ней никто не смог бы заранее определить, что именно мы будем танцевать. Тонкие и широкие эластичные ленты плотно обхватывали тело и переплетались в некоторых местах: руки, грудь, бедра перемежались голой кожей и мягкими вертикальными полупрозрачными полосками, которые сейчас свободно свисали вдоль тела, но когда мы будем кружиться и делать выпады, они создадут дополнительный объем каждому движению.

Её ленты были белыми.

Мои — черными.

Это была идея Аррины — использовать ритуальное одеяние храмовников Света и Тьмы, одной из древних культур, чья история, полная весьма романтичных фантазий, борьбы, торжества справедливости и прочих ярких моментов, очень нравилась молодым и, зачастую, наивным девушкам. Тогда мне понравилась концепция, сейчас же она казалась бы насмешкой надо всем произошедшим… если бы не было все равно.

В третьем круге танцевали по очереди. Так, чтобы и соперники, и зрители, и судьи могли наблюдать не только

на сцене, но и в гигантской многомерной проекции сам танец… На остальных я не смотрел.

Неинтересно.

Станцуют они хуже или лучше, это никак не повлияет на то, что будет происходить между нами…

Прозвучал нужный номер и летающие таблетки переместили на платформу, окруженную специальными лучами, которые тут же воспроизвели нас в темном пространстве Арены. Даже меня проняло… Видеть свою фигуру высотой со средний звездолет было странно.

А напротив меня — не меня застыла полупрозрачная Аррина. Тянущаяся ввысь, изящная, совершенно космическая в своем одеянии…

Само совершенство…

Бездна! Кому я врал, когда говорил, что мертв? Вот там, напротив, стояла жизнь… С меня стекала анестезия, перемороженные конечности словно снова начинали чувствовать, и каждую клеточку разорвала такая боль, что я покачнулся…

Нет! Я не позволю ей снова уничтожить меня!

Встал в исходную позицию и посмотрел, наконец, прямо на стерву… И встретился с таким же яростным, выжигающим взглядом, ударом под дых заставившим замереть и…

Нет. Больше она не заставит меня сделать ничего… Кроме последнего выступления.

На автомате мы синхронизировали наше дыхание.

Этот танец был отрепетирован досконально, и ни в едином микродвижении нельзя было ошибиться… И если хоть один из нас дрогнет или же пожелает наказать — второму будет очень-очень плохо.

Потому что…

Синхронно щелкнули специальными браслетами, распределяя ручку по ладони.

Мы использовали…

Длинные ленты взвились вверх под первые аккорды.

Боевое оружие.

Лазерные плоские и широкие хлысты несли смерть и трагедию. Они использовались не для развлечения — для наказания. Когда не было возможности кричать. Когда нужно было уничтожить…

Одним только взмахом.

Щелк.

Мы припадаем и раскручиваем вокруг себя смертельно опасную светящуюся ленту, вращая на огромной скорости и сами превращаясь в вихри.

Нервная, быстрая, жесткая музыка из сотен стонущих струн. То вверх, то вниз. И щелчки о платформу вторят и разделяют. Вместе с надрывно звучащей мелодией…

Друг против друга, друг напротив друга…

Щелчки все уверенней… И вот ленты летят вперед, достигая инертности, но не наших тел, завиваясь спиралями и змеями, как живые, облепляя воздух, подпрыгивая и слетая шлейфом…

Мы оба сосредоточены.

На желании убить.

На потребности не убивать.

И это противоречие накаляет атмосферу до предела.

Игра лентой хлыста похожа на рисование в воздухе, без вздохов, без остановок. Двигаться приходится одновременно корпусом и рукой, иногда делать резкие движения с малой амплитудой без движения туловищем.

Музыка на несколько ударов замедляется, и мы отгибаемся назад… А потом одновременно выбрасываем вперед руки, обмениваясь оружием, отправляя жалящих змей в свободный реющий полет…