Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
— Шило — одно из самых полезных штук в мире. Стоит копейки — столько же, сколько пачка овсянки — но польза!.. Пару раз эта фиговина здорово меня выручала. И вообще, я таскаю его с детства — привык. Когда его нет, я чувствую себя голым…
— Я думала о тебе.
Она опять появилась незаметно. Пока я невидяще пялился в мигающий экран, размышляя о своём, она села на одно из кресел справа от меня. Очень белый халат. Очень чёрные волосы. Алёна. Медсестра-стюардесса, устроившая мне незабываемый рейс «1—й этаж — вершина мира».
— У
— Вот примерно об этом и я хотела с тобой поговорить.
Я смотрю на неё с… c интересом?
— О чём?
— О том, как ты всех дурачишь.
— Я?
— Ты говоришь, что абсолютно ничего не помнишь, а сам щебечешь, как ведущий новостей на радио.
— Алёна…
— Я имею в виду… да вот хотя бы слово «талант». Ты его только что произнёс. Ты знаешь, что оно означает? Конечно, знаешь.
— Я…
— Ты вообще слишком много знаешь и умеешь делать для человека, потерявшего память.
Я промолчал.
— Ты целуешься, как чемпион мира по этому виду спорта… Ты так трахнул меня в… — она осеклась. Потом продолжила:
— Если умеешь это делать, то умеешь всегда. А ты — умеешь….
Молчание. На экране мельтешат разноцветные пятна. Алёна пристально смотрит мне в глаза.
— Ты права, — произнёс я, — я умею это делать. Умею. Но не помню.
Она ничего не ответила, не мигая, рассматривая моё лицо.
— Получается, уметь и помнить — разные вещи, — продолжил я, почему-то слегка смутившись, и закончил, — по крайней мере, в моём случае дело обстоит именно так.
— Тебе больно?
— Нет. Нет. Конечно, нет…
В этой непонятной, полутёмной и пыльной кладовке мы оказались несколько минут назад. Помню её горячую ладонь — она, вцепившись в мою руку, буквально тащила меня за собой, и я чувствовал ещё там, на диване перед телевизором: в ней начинает искрить мощный, уже знакомый генератор. Я видел, как припухли её губы. Я почувствовал, как между её ног стало тепло и влажно. Я почти зримо увидел электричество, хлынувшее по её венам.
И вот теперь она на тюках с постельным бельём пытается привести в порядок дыхание. Только что мы повторили то, что происходило недавно в лифте. Я, вернувшись из ослепительной вспышки (!!!), вдруг заметил слёзы на её щеках. Поэтому и спросил:
— Тебе больно?
Отдышавшись, она поглядывает на меня сквозь полуопущенные ресницы: я лежу рядом с ней, опершись на левую руку. Правая покоится возле её пупка. У Алёны упругий плоский живот, и мне нравится водить по нему кончиками пальцев, едва касаясь.
— Я хочу, чтобы в следующий раз всё было по-другому, — говорит она чуть слышно.
— Как?
— Звучит, конечно, как… — она хмыкнула, — я хочу выкупать тебя в ванной с ароматическими солями, зажечь благовония, свечи. Много-много свечей… И чтобы ты делал всё медленно…
— Благо… что?
— Благовония.
— Я что, делаю всё
— Нет-нет, что ты! — она поднялась и провела рукой по моему лицу. Мне показалось, что она слегка смутилась:
— Просто хотела, чтобы тебе было хорошо.
— Мне и так хорошо.
Она совсем смутилась. Рука, поглаживающая мою голову, на мгновение остановилась, потом пальчики снова мягко зашевелились в волосах, разрушая мою и без того помятую прическу.
— А где ты хочешь зажечь… ну, эти свечи… и это… ну, благовония? — спросил я минуту спустя. — В «Водных процедурах»?
Единственные ванны, которые я видел, стояли именно там, в кабинете «Водные процедуры» рядом с «Перевязочной», что в конце коридора. Бело-синий кафель, три чугунных ёмкости, отделённые непрозрачными пластиковыми ширмами. Чуть дальше — душевые кабинки. «С 8:30 до 9:30 — женщины. С 10:00 до 11:00 — мужчины» вспомнил я расписание на дверях кабинета.
— Нет! — она улыбнулась. — Конечно, нет.
— Где же… В «Хирургии»?
— Вообще не здесь. Не в больнице… Понимаешь?
Я молча смотрел на неё.
— Это вполне реально. Достать тебе одежду — и…
Она вдруг села и посмотрела прямо в глаза:
— Слушай…
— Прямо сейчас? — сердце на секунду замерло.
— Нет, но очень скоро.
— Что?!
Юра смотрел на меня, как на инопланетянина.
Я повторил.
— А что тут такого? — подал голос Ярик. — Дро — парень, можно сказать, интересный. Бабам такие нравятся.
Я промолчал. Юра тоже: поджав губы и нахмурившись, он стучал по клавиатуре, что-то выискивая в недрах компьютера.
— Что ты паришь мозги пацану? — Ярик достал сигарету и щёлкнул зажигалкой. — Ты дашь ему одежду или нет?
Юра строго посмотрел на меня, потом на Ярика.
— Я не парю мозги. Я веду наблюдения за объектом, потерявшим память. У меня тут дневник в «компе». Я спецом прогу написал под него… Сколько весит, что ест, когда срёт, наконец…
— Да? — Ярик изобразил на лице восторженный интерес. — А образцы кала есть?
— И вот, — не обращая на него внимания, продолжил Юра, — объект тут занимается сексом, происходит незапланированный выброс семени, а у меня ничего не отмечено.
— Как ты это назвал? Выброс семени?
Юра посмотрел совсем уж свирепо. Но на Ярика, похоже, это не действовало:
— И кто тебя уполномочил называть Дро объектом, ковыряться в его говне и вообще вести какие-то наблюдения, а? Шизоид?
— Я в говне не ковыряюсь, — пробурчал Юра.
— Неважно. Мужик хочет поиметь свою подругу в нормальных, человеческих условиях. Ему нужна одежда. Он пришёл к тебе. Ты ж ему вроде как мама, или нет?
Юра промолчал. Я на протяжении всего разговора не издал ни звука. Ярик продолжал: