Любовь Стратегического Назначения
Шрифт:
Я покрутил эту медицинскую стеклянную палочку и, поймав отблеск света, увидел, что ртуть застыла на отметке 36 и 6.
PAUSE
Что-то было такое, странное. Да. Нечто, связанное с Алёной… С Алёной и с градусниками. Нечто важное… Но как я ни силился, смутные образы не сложились в картинку. Ладно. Наверное, не такое уж важное…
PLAY
Я повертел градусник, закрыл футляр и положил на место. Потом вышел в коридор и, сделав пару шагов, оказался в другой комнате: телевизор, пара кресел, беговая дорожка, гантели, стул… СТОП! Стоп… Я в очередной раз поймал себя на том,
В этот момент в комнату вошла Алёна, завёрнутая в тёмный халат, с подносом, на котором дымились две кружки и лежала горка каких-то аппетитно пахнущих вкусностей.
— Вот ты где! — она поставила поднос на столик и уселась в соседнее кресло. — Угощайся.
— Спасибо, — Я отхлебнул из кружки («какао») и внимательно посмотрел на маленький золотистый узор, вышитый на халате с левой стороны груди. И (щелк!) чуть не подавился горячим напитком. Потому что золотистый узор вдруг перестал быть просто пересечением линий. И словно проявился в моей голове, как отпечаток фотографии рождается из крошечного негатива, освещенного короткой вспышкой увеличителя: Бах!!!
Я поставил чашку на столик.
— До, — сказал я, пронзительно глядя на иероглиф, вышитый золотом на тёмно-синем кимоно.
— Что? — Алёна недоуменно посмотрела на меня, потом проследила за моим взглядом.
— Иероглиф «До», — медленно сказал я, — «путь».
— Ты знаешь японский? — она тоже поставила своё какао на поднос.
— Нет… Нет… Не знаю… — я почувствовал, как нечто важное стремительной птицей шмыгнуло в мозгу и зацепило крыльями какой-то потаённый уголок моего заброшенного ангара. Секунду я ждал, как «нечто» проявит себя…
— Нет, — сказал я, снова взяв кружку. — Не знаю я японский. Так, просто… В библиотеке книжку брал. Там и прочёл.
Алёна с сомнением посмотрела на меня, потом, очевидно удовлетворённая ответом, тоже взяла свою кружку.
— Вкусно, — сказал я, проглотив кусочек чего-то сладковатого и пахучего. — Это как называется?
— Гренки, — Алёна смотрела в телевизор, — с мёдом и корицей.
— Вкусно, — повторил я и тоже посмотрел в экран. Потом на Алёну. И снова в экран.
Она внимала разноцветному мельтешению с интересом (?!).
— Слушай, — сказал я, допив какао, — что это за цветные пятна?
— Где? — оторвавшись от телевизора, она быстро глянула на стол, потом на обивку кресла и подняла глаза на меня. —
— Ну вот же, — я мотнул головой в сторону телевизора.
— В смысле? — на лице её отпечаталось недоумение.
— В прямом. Что это такое? Терапия?
Алёна посмотрела в экран, потом, не поворачивая головы, скосила глаза на меня:
— Ты о мультфильмах?
— В смысле? — теперь, наверное, то же выражение появилось и на моей физиономии.
— Ты что? Вон заяц… Волк… Не различаешь?
— Нет, — абсолютно уверенно сказал я и, догадавшись, протянул. — А-а-а! Это головоломка, что ли?
— Нет, — помолчав, ответила Алёна, — а что именно ты видишь сейчас на экране?
Она взяла пульт и увеличила громкость на десяток делений больше. Я услышал диалог карикатурных голосов и музыку. Но движение цветных пятен на экране от этого осмысленней не стало. Об этом я и сообщил Алёне.
Она поднялась с кресла, быстро вышла из комнаты и почти сразу вернулась с объемистой книгой в руках. Положив её мне на колени, она устроилась на подлокотнике и, пошелестев страницами, ткнула пальцем:
— Что это?
— Синй цвет… — ответил я.
— Я не про цвет, — нетерпеливо перебила Алёна. — Что нарисовано здесь? Что ты видишь?
Несколько секунд я честно всматривался в лист бумаги так, что почувствовал ломоту в висках. Наконец неохотно ответил:
— Большое разноцветное пятно…
Алёна перевернула страницу:
— А здесь?
— То же самое.
— Может, я ошибаюсь, — после долгой паузы произнесла она наконец, — но, похоже, у тебя напрочь отсутствуют даже намёки на ассоциативное мышление.
Я промолчал. Ломота в висках превратилась в жар. Закололо в кончиках пальцев.
— Ты, точно, самый странный человек, которого я встречала в этой жизни, — продолжила она. — Ты не такой как другие… Не серая геометрическая фигура, а большое разноцветное пятно.
Она протянула руку, погладила меня по голове и вдруг встревожено заглянула в глаза:
— Эй, ты что молчишь? У тебя же температура поднялась!
Она прикоснулась губами к моему лбу, и губы её показались мне ледяными.
— Я сейчас…
Она выскочила из комнаты и отсутствовала, наверное, несколько мгновений, но мне показалось, что прошли часы.
Воздух сгущается. Мне жарко. И холодно одновременно. Тело становится ватным. Немеют мышцы. Что-то со зрением: всё плывёт перед глазами… Или мне кажется?
— Когда же ты успел простыть? — голос Алёны доносится издалека. А вот и сама она появляется из марева…
Она держит в руке маленький хрустальный скипетр и резко машет им сверху вниз… Стеклянная палочка молнией сверкает в полутьме, ловя блики от телевизора… Вверх-вниз…
— Держи, — она протягивает молнию мне. — Нужно измерить температуру.
Я понимаю — это градусник. И мне почему-то не нравится, что он в руках у Алёны. И когда холодная поверхность касается моей горячей подмышки… оглушительно громко щёлкает огромный рубильник, и я падаю куда-то вверх к вспышкам под потолком ангара…
ВКЛ!!!
И всё-таки её звали Юля. Такое имя ей дала мама при рождении.
(Сука стервозная, хватающаяся за ремень по малейшему поводу: опять ты, ТВАРЬ!!!! газовый кран не закрыла! Сколько раз повторять! Не только конфорки! Перестань смотреть телевизор! Где шлялась, ТВАРЬ?!!)