Любовь, только любовь

Бенцони Жюльетта

Все время от своего возвращения до представления Катрин вдовствующей герцогине Гарэн де Брази с видимым удовольствием знакомил свою молодую жену со всеми тайными сокровищами и чудесами своего дома. Когда Гарэн отсутствовал, Катрин чувствовала себя полной хозяйкой только в своих личных покоях. С ним она побывала и в той части дома, которая предназначалась для приемов и светских развлечений, и пришла от нее в восхищение. Она осмотрела главный зал с резными золочеными потолками и стенами, увешанными превосходными гобеленами с изображениями сцен из жизни пророков. Затем она обошла идущую за ним анфиладу комнат, меньших по размерам, но так же роскошно украшенных золотом и серебром и уставленных множеством предметов искусства и вещей, отобранных

за их красоту и оригинальность. Стены каждой были обиты материей того сочного малинового цвета, который, видимо, Гарэн любил. Там было несметное число искусных изделий из золота, некоторые из них редкой красоты, бесценные книги в переплетах, усыпанных драгоценными камнями, эмалированные шкатулки, золотые, бронзовые и хрустальные статуэтки. Полы устилали такие толстые ковры, что ноги Катрин, казалось, погружались в них по щиколотку. Была и коллекция музыкальных инструментов, изготовленных из редчайших пород дерева. Катрин осмотрела огромную кухню, вполне пригодную для того, чтобы накормить целую армию, и обошла сад с клумбами роз, заключенными в подстриженные бордюры, конюшни и склады, где хранилась провизия. До приезда Гарэна ее нога никогда не ступала в восточное крыло дома. Туда вела крепкая и тяжелая, всегда запертая дубовая дверь с массивными железными петлями. Не видела она и апартаментов своего мужа. Это крыло стояло под прямым углом к длинной галерее с цветными стеклами в окнах, которая протянулась во всю длину второго этажа дома.

Когда Гарэн взял ярко пылающий светильник и открыл таинственную дубовую дверь, Катрин поняла наконец, почему она так тщательно запиралась. Все восточное крыло здания, весьма древнее, освещающееся только узкими окнами-бойницами, представляло собой нечто вроде огромного хранилища, где государственный казначей держал партии товаров, постоянно прибывающих из самых отдаленных концов света, которые он затем сбывал с немалой выгодой через своих многочисленных агентов. Ко многим своим почетным и значительным должностям Гарэн, вдобавок, руководил процветающей и далеко простирающейся торговой империей. По необходимости секретная и испытывающая помехи от бесконечных войн, торговля тем не менее давала немалые прибыли.

— Видите ли, — сказал Гарэн, одновременно всерьез и с иронией, проводя ее по комнатам, набитым всевозможными товарами, — я посвящаю вас во все мои секреты; надеюсь, о чем говорить излишне, что вы будете считать себя вправе взять отсюда в любое время любую вещь, которая вам понадобится или понравится.

Она благодарно улыбнулась и с широко раскрытыми от удивления и восхищения глазами последовала за ним дальше через обширное хранилище сокровищ. Одна из комнат была до потолка забита сложенными один на другой коврами. От них шел тяжелый мускусный запах, напоминающий о солнечном блеске и далеких краях. Свет от светильника в руке Гарэна на мгновение оживил их сияющие цвета. Ковры из Малой Азии, из Смирны, Бруса и Кула, отличающиеся теплыми красками, глубокие синие и зеленые цвета контрастировали с сочными красными и пурпурными. Другие, с более мягким сочетанием цветов, прибыли с Кавказа. Затем шли персидские ковры из Герата, Тебриза, Месхеда и Катана, цветущие всеми цветами фантастического сада, превосходные бухарские ковры, яркие ковры из Самарканда и даже несколько рыхлотканых хотанских шелковых паласов из сказочного Китая.

В других комнатах хранились златотканые парчи из Евфрата, дорогие меха соболя, горностая, лисицы и белки из Сибири, седла и упряжь из Кермана, яшма из Кара-Шара, лазурит из Бадахшана, слоновая кость из джунглей Африки, белое сандаловое дерево из Майсора. Там же хранились пряности, ценимые на вес золота, среди них имбирь из Мекки, гвоздика из Китая, корица из Тибета, черный перец, куркума и мускат с Явы, белый перец из Сипанго, фисташки из Сирии — все это в мешках, сложенных в большие пирамиды. Запах от этих пряностей был так крепок, что у Катрин закружилась голова. Она почувствовала приступ

мигрени.

Это место скорее напоминало волшебную пещеру, в темной глубине которой внезапно высвечивались отдельные предметы, кусок яркой ткани или блестящий металл, молочная белизна слоновой кости или матовая зелень нефрита. В самой последней комнате Гарэн откинул занавеску из простой зеленой ткани, скрывавшую низкую дверь, которую он открыл ключом, висевшим у него на поясе. Катрин во второй раз оказалась в той самой комнате, где стояло серебряное кресло с хрустальными химерами и где она пережила такие мучительные мгновения, когда приходила просить за Барнаби.

— Я хочу показать еще несколько сокровищ, — сказал Гарэн. Немного волнуясь, она подошла к кровати. Гарэн обошел кровать с другой стороны и показал Катрин другую дверь, занавешенную бархатной тканью. Дверь вела в маленькую круглую комнату в башне. Три огромных железных сундука с массивными замками занимали ее почти целиком. Гарэн поставил подсвечник на выступ стены и с усилием, так что на лбу вздулись вены, открыл один из сундуков. В полутьме Катрин различила желтое мерцание золотых монет.

— В них королевский выкуп, если он когда-нибудь понадобится! — сказал Гарэн с кривой усмешкой. — Второй сундук тоже полон золота. А вот это…

Он поднял тяжелую крышку, и их взгляду открылись ослепительные сокровища Алладина — сверкающие драгоценные камни всех возможных размеров, цветов и форм, вставленные в украшения и неоправленные. Здесь же были. шкатулки, поставленные друг на друга и покрытые пурпурным бархатом.

Была бирюза из Кермана, круглые жемчужины Корманделя, индийские алмазы, кашмирские сапфиры, изумруды с берегов Красного моря. Хранились оранжевые корунды, прозрачные голубые аквамарины, молочные опалы, кроваво-красные карбункулы и золотистые топазы. Но не было ни одного аметиста.

— Все аметисты — в шкатулках, — объяснил Гарэн. — Во всем мире нет столь прекрасной коллекции. Даже у герцога! Я думаю, он завидует мне немного…

Он посмотрел на камни долгим взглядом, глаза его загорелись. Казалось, он внезапно забыл о присутствии Катрин. Свет, отражавшийся от камней, раскрасил его лицо цветными пятнами, что придало легкое сходство с демоном.

Затем он вдруг погрузил свои длинные сухие руки в сверкающую груду камней и извлек массивное ожерелье из огромных необработанных камней бирюзы, прикрепленных к тяжелой золотой сетке из переплетающихся змей. Прежде чем Катрин смогла его остановить, Гарэн набросил ожерелье ей на плечи. Лихорадочно дрожавшими пальцами он пытался застегнуть застежку у нее на шее. Ожерелье было таким тяжелым, что Катрин показалось, будто ей на шею привязали свинцовый груз. Оно оказалось длинным для скромного выреза ее платья, простой коричневой бархатной туники, отделанной узкой полосой меха. Руки Гарэна все еще дрожали.

— Не так! Не так! — пробормотал Гарэн недовольно сквозь стиснутые зубы.

Вид у него был совершенно дикий. Его черный глаз жутко сверкал, а глубокие складки вокруг рта, казалось, залегли еще глубже. Он вдруг отпустил застежку ожерелья и рванул ворот платья Катрин, разрывая его. Платье лопнуло с легким сухим треском, и Катрин в ужасе закричала. Лихорадка, охватившая Гарэна, однако, покинула его так же неожиданно, как и возникла. Стянув разорванное платье с ее плеч и оставив ее обнаженной по пояс, он успокоился и снова заулыбался своей загадочной кривой усмешкой…

Теперь ожерелье было надето правильно. Золотая сеть покрывала плечи Катрин и опускалась на ее обнаженные груди, наполовину закрывая их.

— Так гораздо лучше! — сказал Гарэн с удовлетворением. — К сожалению, вряд ли вы станете ходить наполовину обнаженной, чтобы демонстрировать это сокровище во всей его красе… хотя на вашей коже оно смотрится просто волшебно, как сейчас. Оставьте ожерелье себе… за разорванное платье. Я должен извиниться, моя дорогая. Но, вы знаете, я не могу переносить, когда в общей картине есть какие-то изъяны.