Любовь, только любовь
Шрифт:
Катрин не осмелилась продолжать расспросы. К тому же, по пути домой ей пришло в голову, что если она будет в числе придворных дам, сопровождающих принцесс во Фландрию, там, конечно, ей представится удобный случай увидеться со своим другом детства. Она поклялась, что уж на этот раз ее ничто не остановит. Она была вне себя от радости, что встретилась с ним снова, потому что, помимо всего прочего, он был одним из немногих звеньев, связывающих ее с прошлым, с теми днями, когда они еще жили в лавке на мосту Менял, с парижскими улицами, которые она так живо помнила, и с ужасным днем восстания горожан.
Однако в течение последующих недель у нее почти не было времени предаваться воспоминаниям. Прежде всего она должна была находиться при вдовствующей герцогине, которая полюбила ее и все чаще и
Другим делом, отнимавшим много времени у молодой женщины, был их отъезд во Фландрию и приготовления к двойной свадьбе принцесс. Отвечая за гардероб, Катрин деятельно занималась приданым обеих принцесс. Она помогала им выбирать ткани и фасоны для платьев. Вместе с Эрменгардой де Шатовилен она стояла над душой госпожи Гоберты, достопочтенной портнихи. Весьма предусмотрительно Катрин превратила грозную хранительницу гардероба в свою союзницу жестом настолько же благоразумным, насколько и подкупающим. Это был подарок в виде великолепного отреза алого с золотом генуэзского бархата, найденного ею в дядюшкиной лавке. Этот подарок привел графиню в полный восторг. Оказалось, что Эрменгарда питала сильное пристрастие к ярким цветам и, особенно, к красному, который, как она считала, подчеркивал природную величественность ее осанки. Отрез бархата и чарующая улыбка Катрин вместе с ее неоспоримым тонким вкусом в вопросах одежды решительно привлекли графиню на сторону молодой жены государственного казначея.
Что же до личной жизни придворной дамы, то в ней не было никаких происшествий. Жизнь с Гарэном текла мирно и однообразно, каждый день был похож на предыдущий. Казначей редко принимал гостей и не любил слишком уж выставлять напоказ свое огромное богатство, хорошо понимая, сколько ревности и зависти большое состояние возбуждает в других людях. Если он и проявлял склонность к показной роскоши в интимной обстановке своих особняков, так это было лишь для его личного удовольствия, для услады только его глаз. Большим банкетам и шумным, многолюдным празднествам он предпочитал тихую игру в шахматы у камина, чтение книг, созерцание своих сокровищ и, с недавнего времени, — общество Абу-аль-Хайра, чья ученость и восточная мудрость доставляли ему большое удовольствие.
Они часто вели друг с другом долгие беседы. Катрин иногда принимала участие в разговорах, но чаще всего они заставляли ее зевать от скуки, потому что, в отличие от Гарэна, ее не интересовали тайны медицины и опасная и тонкая наука о ядах — токсикология. Маленький мавританский доктор был не только удивительно искусным для своего века врачом — практиком. Он был еще более замечательным токсикологом.
Наконец, для обеих принцесс, Маргариты и Анны, наступило время покинуть Дижон. Был уже конец марта, когда длинная процессия лошадей, повозок, фургонов и вьючных мулов проследовала через Вильгельмовы ворота. Скоро они оставили позади городские укрепления, и вот уже Дижон, его фантастический силуэт, унизанный башнями и шпилями, который издалека казался лесом копий, скрылся из виду.
Веселость, обычно отличающая поездки такого рода, в данном случае, как заметила без особого удивления Катрин, совершенно отсутствовала. Здоровье вдовствующей герцогини Маргариты в последнее, время заметно ухудшилось, и она вынуждена была отказаться от первоначального намерения сопровождать своих дочерей. Графиня Эрменгарда ехала как ее представительница и должна была выполнять роль дуэньи при
Удобно устроившись в седле, закутавшись в огромную темно-бордовую мантию на рыжем лисьем меху, которая удваивала ее и без того внушительные формы, Эрменгарда де Шатовилен неторопливо ехала верхом на иноходце бок о бок с Катрин. Они не говорили друг с другом, молча любуясь молодой, едва распустившейся зеленью листвы, вдыхая резкий воздух раннего утра и наслаждаясь солнечным светом, который так редко можно было видеть в узких, извилистых, грязных улицах города. Катрин всегда испытывала большое удовольствие от путешествий даже на короткие расстояния, а эта поездка напоминала ей ту, которую она совершила с дядей Матье год назад и которая была так богата приключениями.
Графиня Эрменгарда также любила путешествовать, но по другим причинам. Приятно было иметь возможность удовлетворить свое ненасытное любопытство к новым людям, новым местам. Ей также нравилась медленная, спокойная поступь лошадей по бесконечным дорогам, которая позволяла ей уютно подремывать, кивая в такт головой, и она находила, что пребывание на свежем воздухе дает ей приятное ощущение собственного здоровья и возбуждает аппетит.
Герцог Бургундский ожидал своих сестер в Амьене, где должно было состояться двойное бракосочетание. Эти браки были конечным результатом многих месяцев переговоров и обсуждений с регентом Англии и с герцогом Бретонским. Он намеренно выбрал этот епископальный город, потому что, поскольку он был нейтральной территорией — по крайней мере, на словах — это решение не могло нанести обиду герцогу Савойскому, с которым все еще продолжались затянувшиеся переговоры о мире. Но подлинной причиной для такого выбора было то, что епископ Амьенский был преданным слугой герцога, и в Амьене Филипп чувствовал себя как дома.
Когда принцессы и их свита достигли Соммы после долгого и скучного путешествия по опустошенным землям Шампани, разговоры графини Эрменгарды постепенно почти полностью свелись к отрывистым, совсем не дамским, но выразительным односложным восклицаниям. Причиной гнева почтенной дамы было то, что где бы ни проезжал блестящий царственный кортеж, они видели только оборванных мужчин, женщин и детей, истощенных, голодных, с блестящими по — волчьи глазами.
Вороватая английская солдатня, где бы она ни появлялась, сеяла, вокруг себя нищету, голод, страх и ненависть. Зима, близившаяся теперь к концу, была ужасной. Голод, вызванный тем, что весь урожай на полях был сожжен, косил население, опустошая местность на сотни лиг вокруг. В разоренных деревнях не было никаких признаков жизни. Путешествие, которое Катрин находила таким приятным, пока они ехали по Бургундии, теперь превратилось в нескончаемый кошмар.
Молодая женщина с болью в сердце закрывала глаза, когда видела, как вооруженный эскорт, пуская в ход деревянные древки своих копий, ударами отгонял прочь полумертвых от голода людей, осмелившихся просить у них милостыню. Каждый раз, однако, когда это случалось, принцесса Анна возмущенно вмешивалась, горько упрекая солдат за жестокость. Ее великодушное сердце не могло не отозваться на страдания людей, и повсюду на пути она щедро подавала милостыню, оставляя сияющий след нежной доброты и сострадания, пока ее кошелек и руки не опустели. Если бы Гарэн почтительно, но твердо не воспротивился намерениям принцессы, она, без сомнения, раздала бы по пути все тридцать золотых экю, что несли на себе вьючные мулы. Эти деньги были частью приданого принцессы в сто тысяч экю, потребованного английским герцогом, и величина этого приданого стала причиной все усиливавшегося раздражения госпожи Эрменгарды.
— Чего он еще хочет, этот жадный «годдэм»? — спрашивала она у Катрин, когда, наконец, на горизонте появились стены Амьена. — Он пришел сюда незаконно, непрошеным и выцеживает из страны последнюю каплю крови. Он берет в жены самую милую, самую прелестную и самую добродетельную из наших принцесс и все еще требует золота, когда должен бы пасть на колени, целуя прах у ее ног в благодарность за милость, которую ему оказало Небо! Я возмущена, госпожа Катрин, я буквально закипаю от злости, видя, как наш герцог протягивает руку этому давнему врагу нашей страны и, мало того, отдает ему свою собственную очаровательную сестру…