Любовь - только слово
Шрифт:
— Теперь нам все известно, — шепчет Ганси.
Мы крадемся прочь от дома в сторону леса. Ганси уверенно ведет меня прямо к дереву, возле которого мы оставили свои ботинки. В то время как мы обуваемся, он говорит:
— Тебе нужно подождать до завтра.
— Я не сумасшедший. Я сейчас же вернусь.
— Ага, — Ганси смеется, — и что же ты намерен делать?
— Я верну себе эту вещь.
— Вот что я тебе скажу. Если ты начнешь с этого, то никогда больше не увидишь браслета. Дверь сейчас заперта. Тебе надо будет позвонить. Откроет
В этом определенно что-то было.
— Завтра, — продолжал маленький калека, — завтра до обеда, когда все будут на занятиях, ты и заберешь браслет. Ты в какой класс должен идти?
— В восьмой.
— Вот и отлично. Распутница тоже. Просто скажешь, что плохо себя чувствуешь.
— И что потом?
— Помчишься сюда. Лучше всего сразу после двенадцати. До обеда все корпуса открыты и пусты. Дети в школе. Воспитатели в главном корпусе или в столовой. После двенадцати не встретишь даже уборщиц. Ты знаешь, где ее комната. Остается войти и выйти уже с браслетом!
Я раздумывал, и чем дальше, тем больше мне нравилось его предложение.
— Ты прав.
— Я всегда прав, — проговорил он, шагая рядом со мной через лес. — Но здесь все думают, что я идиот.
— Я так не думаю.
Он ищет мою руку, и я крепко жму ему ладонь, так как он теперь мой брат и, хочешь не хочешь, оказал мне услугу.
— Классная штучка, правда?
— Да. Но если ей еще сегодня удастся вынести браслет…
— Исключено. Никто не может до утра покинуть этот сарай.
— Как ее зовут?
— Геральдина Ребер.
Мы добрались до моей машины.
— Спасибо, Ганси, — поблагодарил я.
— Ерунда, это тебе спасибо, — говорит он, и в глазах его снова появились слезы. — Я всегда мечтал о брате. Теперь он у меня есть. Ты не представляешь себе, что это для меня значит.
— Все нормально, — говорю я. — Все нормально. — Теперь мне нужно от него отделаться. Я посмотрел на часы. Сейчас уже половина девятого. В одиннадцать Верена будет ждать сигнала.
— Сегодня самый счастливый день в моей жизни, — сказал Ганси. — Я нашел брата и получил лучшую кровать в нашей комнате. Раньше мне всегда приходилось спать возле двери. На сквозняке. Сейчас моя кровать стоит у окна, в углу, около центрального отопления. Разве это не здорово? Я должен благодарить за это ОАС.
— Кого?
— Да ты что, Оливер, ты же не дурак! ОАС! Французскую террористическую организацию, которая повсюду разбрасывает пластиковые бомбы.
— Да знаю я. При чем тут твоя кровать?
— При том. В прошлом году на этой кровати спал Жюль. Жюль Ренар было его имя.
— Было?
— Сегодня его отец прислал шефу письмо. Жюль играл в своей комнате в Париже.
— Да, — ответил я. — Я действительно должен тебя поздравить, Ганси!
Глава 17
Вы знаете Яна Стюарта, американского кинорежиссера? Так вот, шеф выглядит точно так же! Очень высокого роста, слишком длинные ноги и руки, короткие, уже седеющие волосы, неуклюжие, размашистые движения. И поскольку он такой большой, то слегка наклоняется вперед. Возраст? Я бы сказал, самое большее пятьдесят пять.
Он говорит всегда тихо и дружелюбно, никогда не повышает голоса. Он само спокойствие. В сером фланелевом костюме он сидит за своим письменным столом и долго молча рассматривает кончики пальцев. У него умные серые глаза. Я сижу перед ним в глубоком кресле, ниже, чем он, и выдерживаю его взгляд. Заговорит же он когда-нибудь, думаю я. И это происходит. Он спрашивает:
— Ты куришь? — И быстро добавляет: — Я говорю «ты» в основном всем ученикам, даже взрослым. Разве только они сами пожелают, чтобы я говорил «вы». А как обращаться к тебе?
— Лучше на «ты».
Мы курим. Он говорит спокойно, тихо:
— Дела с тобой, Оливер, обстоят просто. Тебе двадцать один год. Трижды оставался на второй год, вылетал из пяти интернатов, я читал отчеты. Это всегда были истории с девушками. Я знаю, что никакой другой интернат в Германии не захочет тебя принять. Итак, не рассматривай нашу школу как трамвайную остановку. Это станция конечная. После нас идти больше некуда.
Я молчу, так как мне вдруг стало совсем нехорошо. Собственно говоря, я ведь хотел и отсюда вылететь — из-за своего возраста. Но теперь я познакомился с Вереной…
Шеф говорит, смеясь:
— Впрочем, я не думаю, что с тобой будут сложности.
— Но я трудный, господин доктор, это значится во всех отчетах.
Он смеется.
— А я люблю трудности. И знаешь почему? Без них скучно. А если у меня трудности, я всегда думаю: подожди-ка, за этим что-то скрывается!
Человек он, пожалуй, рафинированный.
— Мы вообще используем здесь другие методы.
— Да, я это уже заметил.
— Когда?
— Я видел конструктор, с которым вы проводите эти тесты. Фрейлейн Гильденбранд все объяснила мне.
Лицо его становится печальным, и он проводит рукой по лбу.
— Фрейлейн Гильденбранд, — говорит он растерянно, — да, это, конечно, личность. Моя давняя сотрудница. Только ее глаза… Она так плохо видит. Ты не заметил?