Любовь в холодном климате
Шрифт:
— Разве люди кажутся несчастливыми, когда подписывают открытки? Разве на открытках не прекрасная погода и не все замечательно? Это была открытка с симпатичной девушкой Ла Макареной, и самое смешное, что эта Ла Макарена точь-в-точь похожа на неблагодарную Полли. Как думаешь, леди Монтдор смотрела на нее перед рождением Полли?
— Вы не должны называть Полли неблагодарной при мне, я ее очень люблю.
— Ну, мы подумаем. Мы, кстати, тоже ее любим несмотря на все. Может быть, через несколько лет мы ее простим, несмотря на ужасное предательство. Неужели она написала тебе письмо?
— Только открытки, — сказала я. — Одну из Парижа, одну из Сан-Жан-де-Люз. Полли никогда не любила писать письма.
— Интересно, понравилось ли ей в кровати с Безобразником,
— Брак это не только кровать, — сказала я чопорно. — Есть и другие вещи.
— Вот пойди и скажи это Сэди. Слышу английский рожок, нам надо бежать, или он никогда нас больше не привезет. Мы обещали выйти до второго гудка. О, дорогая, нам пора возвращаться в безлюдные поля, как тебе повезло жить в таком хорошеньком домике и в таком блестящем городе. До свидания, миссис Хетери — торт!
Они все еще жевали его, когда бежали к машине.
— Заходите выпить чаю, — сказала я дяде Мэтью, который сидел за рулем своего новенького «волслея». Во время каждого финансового кризиса дядя покупал новый автомобиль.
— Нет, спасибо, Фанни, очень мило с твоей стороны, но моя чашка чая ждет меня дома. И ты знаешь, я никогда не захожу в чужие дома, если могу этого избежать. Прощай.
Он прикоснулся к своей зеленой шляпе под названием Терновник, которую всегда носил, и уехал. Моей следующей посетительницей была Норма Козенс, которая зашла на стакан хереса, но беседа с ней была так скучна, что не имею ни малейшего желания ее записывать. Это была смесь из абсцесса на пальце ее матери, фокстерьеров, плохо выглаженного белья, которое ее магдалина так и не научилась правильно складывать, австрийской фрау, на которую она хочет ее заменить, и которая в полтора раза дешевле и моей замечательной миссис Хетери, с которой мне так повезло, но за которой надо присматривать, потому что только новая метла чисто метет.
Я сильно ошиблась, когда решила, что леди Монтдор ушла из моей жизни навсегда. Меньше чем через неделю она вернулась снова. Как это принято за городом, дверь моего дома никогда не запиралась, и она никогда не трудилась звонить, а сразу входила в дом. Было без пяти минут час, и я была обречена разделить свою порцию лосося, которую заказала, решив себя побаловать, с ней.
— А где же твой муж? — она выказывала неодобрение моему браку, никогда не называя Альфреда по имени. В ее глазах он был мистер Неодушевленный предмет.
— У него ланч в колледже.
— Ах, да? Значит, ему не придется выносить мой неинтеллектуальный разговор.
Я боялась, что она опять взвинтит себя и все повторится снова, но сегодня леди Монтдор решила воспринимать мое неосторожное замечание как забавную шутку.
— Я рассказала Мерлину, что в Оксфордских кругах меня не считают интеллигентной, ты бы видела его лицо.
Когда миссис Хетери предложила рыбу леди Монтдор, она положила себе на тарелку оба куска. Не существовало никаких утомительных ограничений хорошего тона, которые побудили бы ее поделиться со мной, мне досталось немного картофеля и салата. Она была в достаточно хорошем настроении, чтобы заметить, что качество пищи в моем доме улучшается.
— Я хотела спросить тебя, — сказала она, — кто такая эта Вирджиния Вульф, о которой ты упоминала? Мерлин тоже говорил о ней у Мегги Гревилл.
— Она писательница, — ответила я, — серьезная романистка.
— Ясно. А так как она очень интеллектуальна, то, вероятно, не пишет ни о ком, кроме железнодорожных рабочих?
— Ну, нет.
— Я должна признаться, что, не будучи высоколобой, люблю книги о людях из общества.
— Она как раз написала очень увлекательную книгу о леди из общества, — сказала я. — Она называется «Миссис Деллоуэй».
— Возможно, тогда я ее прочитаю. О, я забыла, ты же думаешь, что я не умею читать. Не обращай внимания. У меня будет немного времени на этой неделе, ты можешь дать ее мне, Фанни? Отличный сыр, только не говори мне, что ты его покупаешь в Оксфорде.
Она была в необычайно хорошем настроении, потому что газеты предрекали
— Не удалось прочитать, — сказала она. — Я действительно пыталась сделать это, но она слишком скучна. Я никогда не встречала в свете подобной женщины. А ты читала мемуары Великой княгини? Я не могу отдать тебе свой экземпляр, ты должна купить книгу для себя, дорогая Фанни, и это будет прекрасная помощь дорогой княгине. Она замечательная. В ней есть целая глава о нас с Монтдором в Индии, она останавливалась у нас во дворце вице-короля, знаешь ли. Она замечательно ухватила всю атмосферу, удивительно, она была там всего неделю, но даже я не написала бы лучше. Она описывает прием в саду, который я давала, визиты к рани в гареме, и она пишет, как много я сделала для этих несчастных индийских женщин, как они благодарны мне. Лично я считаю, что мемуары намного интереснее любого романа, потому что содержат только правду. Я, возможно, неинтеллектуальна, но я люблю читать о реальных вещах. Великая княгиня описывает подлинные истории, и если ты любишь историю, как я (только не говори своему мужу, он не поверит), если ты действительно любишь историю, ты должна интересоваться всей подноготной событий, и только такие люди как Великая княгиня могут нам ее рассказать. Это напомнило мне, Фанни, дорогая, что мне надо связаться с Даунинг-стрит. Я устраиваю ужин для Великой княгини, чтобы дать хороший старт ее книге, я не приглашаю тебя, это будет недостаточно интеллектуально, просто несколько политиков и писателей. Вот номер, Фанни.
В то время я экономила на каждой статье расходов, и у меня сложилось правило никогда не болтать по телефону даже с Алконли и тетей Эмили, если можно было отправить письмо, поэтому ее просьба была самой большой неприятностью, которую она могла мне причинить. После долгого ожидания на линии меня соединили с самим премьер-министром, после чего леди Монтдор завладела трубкой и говорила несколько веков, «пип-пип», отмеряющий трехминутные интервалы, раздавался раз пять, каждый раз вызывая у меня судороги агонии. Сначала она договаривалась о дате своего званого обеда, это заняло долгое время, пока он консультировался со своим секретарем в течение по меньшей мере двух «пип-пипов». Потом она поинтересовалась новостями из Мадрида.
— Да, — говорила она, — это был плохой совет, бедняжка («пип-пип»), я беспокоилась. Я видела Фредди Барбароссу вчера вечером, да, в «Клариджез», и он сказал мне: «У нас тут просто наводнение Дейли новостей и экспресс взглядов». Но мы с Монтдором очень переживаем о нашей дорогой инфанте, она наш близкий друг, о, премьер-министр, если бы вы могли узнать, мы были бы вам очень благодарны. Так вы будете? Знаете, у Великой княгини есть целая глава о Мадриде, очень актуально. Да, близкая родственница. Она описывает («пип-пип») королевский дворец в таких мрачных красках, я была там, великолепные закаты. Да, бедная женщина. О, она ненавидела их сначала, у нее были особые очки с черными стеклами от этого жестокого солнца. Вы слышали, куда они едут? Да, Барбара Барбаросса сказала мне, но мне интересно, почему они не едут сюда? Вы должны попытаться убедить их. Да, я вижу. Ну, поговорим позже обо всем, дорогой премьер-министр, не буду задерживать вас больше («пип-пип»), но мы увидимся с вами. Я тоже пришлю напоминание вашему секретарю, конечно. Прощайте.