Любовь в холодном климате
Шрифт:
— Так, так, теперь мы одеваемся у Скиапарелли? Что же будет дальше?
— Седрик, как вы могли узнать?
— Моя дорогая, всегда можно узнать. Вещи имеют свое лицо, если не закрывать на них глаза. Просто я лучше подготовлен, чем вы; Скиапарелли — Ребу — Фаберже — Вионне — де Люк — я могу определить их с первого взгляда. Значит, здесь недавно побывала ваша злая матушка-Скакалка?
— Разве я сама не могла купить его для себя?
— Нет, нет, моя любовь, вы экономите, чтобы воспитать двенадцать прекрасных сыновей. Разве вы позволите себе двадцать пять фунтов за курточку?
— Не говорите! — воскликнула я. — Двадцать пять фунтов за это?
— Уверен, что угадал.
— Как глупо. На один фунт можно купить килограмм одежды.
—
— А чем сейчас занимается леди Монтдор? — спросила я, начиная судорожно убирать комнату.
— Прямо сейчас, сию минуту? Она у Паркера покупает мне подарок на день рождения. Это будет большим сюрпризом для меня, но я зашел к Паркеру подготовить почву, и очень удивлюсь, если это окажется не «Каталог Аккермана».
— Не думала, что вы интересуетесь английской мебелью, — сказала я.
— Более-менее. Провинциально, но очаровательно. Сейчас я заинтересовался «Каталогом Аккермана», это такая забавная книга, я кое-что скопировал из нее на днях, когда мы с Соней ездили к лорду Мерлину, и я бы очень хотел иметь ее. Думаю, так оно и случится. Соне нравится делать мне подарки, кажется, она хочет поставить меня на якорь в Хэмптоне. Я не виню ее, ее жизнь, должно быть, была слишком скучна до моего приезда.
— Но вы теперь привязались к нам? — спросила я. — Мне кажется, вы целиком принадлежите Парижу, я не могу представить, чтобы вы остались здесь навсегда.
— На самом деле, я тоже не могу представить, моя дорогая, но новости из Парижа не слишком хороши. Я рассказывал вам, не так ли, что оставил моего немецкого друга Клюгга присмотреть за моей квартирой. И что же я узнаю? На прошлой неделе приехал Барон на грузовике и забрал всю мою мебель, оставив бедного Клюгга спать на голых досках. Полагаю, он мог даже не заметить, потому что спал непробудным пьяным сном, но пробуждение будет для него большим сюрпризом. А я, между тем, в трауре по моим комодам. Людовик XV — парные — такое маркетри — такие бронзы, достойны музея. Похищены! В один черный день Барон вывез все.
— Что за Барон? — спросила я.
Я уже знала все о Клюгге, бессовестном, отвратительном, пьяном немце, за исключением того, почему Седрик мирился с его капризами, но Барон был новым персонажем. Однако, Седрик, не ответил. Он лучше, чем кто бы то ни было умел уклоняться от вопросов, когда не хотел отвечать.
— Просто еще один друг. В первый свой вечер в Париже я пошел в Оперу, и я не солгу, моя дорогая, когда скажу, что все глаза были устремлены на меня, даже бедные артисты оглядывались на меня со сцены. Так вот один глаз принадлежал Барону.
— Пара глаз, хотите сказать, — поправила я.
— Нет, моя дорогая, один. Он носил повязку, чтобы выглядеть более зловещим и интригующим. Никто не догадывается, как я ненавижу баронов, я чувствую себя просто королем Джоном, когда думаю о них.
— Но, Седрик, я не понимаю, как он мог взять и забрать вашу мебель?
— Как он мог? Действительно, как? Увы, он на это способен. Мой Савоннери, мой Севр, мой Сангинес, все мои сокровища похищены, я совсем пал духом, потому что, хотя они не могут сравниться с сокровищами Хэмптона, только я знаю, как я любил свои вещи, как выбирал и покупал их. Но должен признать, Буль в Хэмптоне бесподобен, самый лучший, какой я видел, даже в Шевре нет ничего, равного ему. А вы были у нас после того, как мы начали чистить бронзы? О, вы должны приехать. Я научил моего друга Арчи отвинчивать накладные детали, чистить их аммиаком, заливать кипятком из чайника, чтобы они высыхали сразу и не успевали позеленеть. Он занимается этим целыми днями, когда он закончит, все буде сиять, как пещера Аладдина.
Этот
— Скажу по секрету, моя дорогая, это был удар грома, когда я впервые увидел его. Это когда любовь приходит раньше, чем сам это осознаешь.
— Это очень приятно, — ответила я вероломно, — особенно, когда она взаимна.
Арчи навсегда оставил свой грузовик и поселился в Хэмптоне. Леди Монтдор была от него в восторге. «Так удобно, — говорила она, — очень разумно со стороны Седрика было пригласить его. Седрик всегда делает такие оригинальные вещи».
Седрик продолжал:
— Но вы можете найти нашего Буля отвратительным, Фанни. Я знаю, что вы предпочитаете свет и цвет, в то время как мне нравится блеск богатства. Сейчас мы очень разные, но вы изменитесь со временем. У вас действительно хороший вкус, Фанни, в один прекрасный день он созреет.
Это правда, в то время я, как и многие молодые женщины, предпочитала светлые оттенки и яркие цвета. Французская мебель с ее литыми бронзовыми деталями (которые Седрик называл бронзами), вычурными линиями и идеальными пропорциями была намного выше моего понимания, в то время как гобелены Людовика XIV, которых было так много в Хэмптоне, казались слишком темными и душными. Я откровенно предпочитала веселый ситчик.
Переговоры Седрика с миссис Хетери дали отличные результаты, и даже леди Монтдор не проявила желания обругать мой чай, который подали строго к ее приходу. Став счастливой, она стала значительно добродушнее к попыткам смиренных созданий вроде меня, проявлять гостеприимство. Ее появление снова повергло меня в шок, хотя я уже успела привыкнуть к ее сияющей улыбке, гибким движениям и несколько поредевшим бледно-голубым локонам, напоминавшим младенческие кудри. Но чтобы она днем была без шляпы и повязывала голову клетчатыми лентами!? Она была одета в простое, но отлично сшитое серое пальто и юбку, и, когда она быстро вошла в залитую солнцем комнату и движением плеч сбросила пальто, под ним обнаружилась пикейная блузка и по-девичьи тонкая талия. Стояла теплая весенняя погода, и я знала, что они вместе с Седриком постоянно принимают солнечные ванны в специально построенной беседке, в результате ее кожа приобрела неприятный желтый цвет и была густо пропитана кремом, чтобы предотвратить появление тысяч микроскопических морщинок. Ее ногти были покрыты темно-красным лаком и выглядели лучше, чем раньше, когда были коротко подстрижены и не всегда безупречно чисты. Старомодные кольца с огромными бриллиантами в золотой оправе исчезли. Им на смену появились рубиновые и изумрудные кабошоны [22] в оправе из бриллиантов, бриллиантовые серьги в форме моллюсков закрывали мочку уха, а более крупные алмазы блестели в паре модных брошей у горловины. Эффект был ошеломляющим. Но хотя ее внешность кардинально изменилась, внутренняя суть осталась прежней, и сияющая улыбка («последний штрих») сопровождалась инспектирующим взглядом сверху-вниз.
22
Необработанные или минимально обработанные драгоценные камни.
— Это ваш ребенок так ужасно кричит, Фанни?
— Да, обычно он не плачет, но сейчас у него режутся зубки.
— Бедняжка, — сказал Седрик, — не отвести ли его к дантисту?
— Ну, у меня есть для вас подарок на день рождения, Седрик. Это не совсем сюрприз, Паркер сказал, что вы наверняка захотите ее получить. Книга называется «Каталог Аккермана» или что-то такое.
— Неужели Аккерман, в самом деле? — воскликнул Седрик, сжав руки под подбородком. — Как вы добры ко мне. Но как вы догадались? Где вы его нашли? Но, дорогая, вы не верите в сюрпризы. Подарок в день рождения действительно должен быть сюрпризом. Я не могу заставить Соню проникнуться истинным духом дня рождения. Фанни, что с этим можно поделать?