Любовь в изгнании / Комитет
Шрифт:
В голосе Бернара звучала неподдельная горечь, и мне показалось, что он говорит не просто о каком-то знакомом журналисте. Даже закралась мысль: а нет ли у него самого родного сына?
Но он быстро справился с собой и обратился к Ибрахиму:
— Вот видите, это очень маленькая проблема, но она может занимать журналиста больше, чем война в Ливане. Успокойтесь, с самого начала нашей беседы вы как натянутая струна. Но вы же хорошо знаете все сложности нашей профессии. Давайте подумаем, что можно сделать с вашими документами…
В этот момент появилась
— Доброе утро, господа! — и поставила чашки передом мной и Ибрахимом. — Ваш обычный кофе без кофеина, — сказала она мне, а Бернара спросила: Еще чашечку?
Бернар, нерешительно глядя на чашку с остатками кофе, которую он держал в руке, с видимым сожалением произнес наконец:
— Нет, я должен вернуться на работу. Но я, кажется, спрашивал о вашем муже. Если он здесь, передайте ему, что мы хотели бы его видеть.
— Он, конечно, здесь, но занят на кухне, готовит обед для клиентов. Вы хотите, чтобы я его позвала?
— Да.
Элен удалилась, а мы с Ибрахимом вопросительно смотрели на Бернара. Он объяснил:
— У меня для вас сюрприз. Я познакомлю вас с египтянином. Сюрприз не в том, что он египтянин, египтян здесь много, а в том, что он — ваш коллега, журналист.
Я удивился, увидев вышедшего из кухонной двери несколько смущенного человека в белом фартуке. Сняв фартук, он повесил его на крючок, тщательно вытер руки полотенцем и подошел к нашему столику. Я много раз видел его и раньше и при первой же встрече подумал, что он египтянин, хотя он был светловолос и чертами лица походил на европейца. Было в его облике нечто такое, что позволяет единоплеменникам узнавать друг друга. Но в прошлые наши встречи в кафе он не обращал на меня особого внимания и не пытался со мной заговорить. Я даже подумал, что, возможно, ошибся в своих предположениях. А теперь выясняется, что он, плюс ко всему, еще и муж Элен. Он был много моложе ее, по меньшей мере лет на двадцать.
Он молча пожал нам руки все еще слегка влажной рукой, а Бернар представил его: «Господин Юсуф». Потом пододвинул к себе стул и сел на краешек, продолжая молчать и явно смущаясь.
Чтобы подбодрить его, Бернар сказал:
— Ну вот, Юсуф, эти господа — журналисты и ваши соотечественники. Изложите им свое дело.
— Вопрос непростой и требует времени, — сказал Юсуф.
— Понятно, но постарайтесь быть кратким, журналист должен уметь говорить кратко. Юсуф, — обратился ко мне Бернар, — хотел бы издавать здесь арабскую газету и нуждается в ваших советах.
— Вот как! — удивился я. — Вы всего-навсего хотите издавать газету? Вы что, миллионер?
— Нет, — засмеялся Юсуф, — но у меня есть миллионер.
— Даже если это и правда, этого недостаточно. Есть ли у вас опыт издательской деятельности? — спросил я.
— И да и нет. То есть мне не приходилось издавать газету, но я учился на факультете журналистики Каирского университета… несколько лет тому назад.
— А почему уехали из Египта?
С тихим смешком Юсуф спросил:
— Это интервью
— Нет, — извиняющимся тоном сказал я, — просто любопытство. Не отвечайте, если вопрос вам неприятен.
— Вопрос абсолютно нормальный. Я учился на третьем курсе и был приговорен к шести месяцам тюрьмы за участие в антисадатовской демонстрации и в стычке с университетской охраной. После вынесения приговора бежал в Ливию, а оттуда сюда.
— Значит, дружище, — улыбнулся Ибрахим, — ты в таком же положении, как и мы…
— Нет, мое положение не сравнить ни с чьим. С тех пор как я удрал из Египта, я видел столько всего…
— Но как ты добрался до… — начал было Ибрахим и оборвал себя, — нет, я не стану участвовать в этом допросе. Ты прав, мы словно судим тебя.
Это было единственное вмешательство Ибрахима в разговор. Он продолжал следить за ним, но, как мне показалось, мыслями был в другом месте.
Элен в это время порхала по кафе, застилая столики чистыми скатертями, раскладывая ножи и вилки и время от времени бросая украдкой взгляд в нашу сторону. Юсуф тоже следил за ней взглядом.
— Конечно, — проговорил Бернар, — я понял все, о чем вы говорили по-арабски. Но хотелось бы знать, к чему пришли? О чем договорились?
— Пока мы только познакомились друг с другом, — ответил я.
Он засмеялся и поставил чашку на стол:
— Боюсь, что на большее у нас нет времени!
Действительно, к нам подошла Элен и, положив руку на плечо Бернара, спросила:
— Вы закончили? Юсуфа просят на кухню, ведь он шеф-повар, как вам известно!
Губы ее еще улыбались, но глаза глядели жестко, когда она повторила мужу:
— Ты нужен на кухне, Юсуф!
Юсуф поднялся со стула, сказал мне:
— Я позвоню вам. Я знаю ваше имя, а номер найду в справочнике.
Кивнул головой и удалился в сопровождении Элен. Когда он скрылся, я спросил Бернара:
— Все это серьезно или просто фантазии? На самом деле есть миллионер?
— Есть. И он не только миллионер, но и арабский эмир, причем очень прогрессивный эмир.
— Надо же, эмир да еще прогрессивный, — восхитился я.
— Я не шучу. Он эмир из одной страны Персидского залива. Когда-то Юсуф работал у него. Теперь он задумал издавать арабскую газету и поручил Юсуфу изучить проблему.
— Почему он не хочет издавать ее в Лондоне или в Париже?
— Возможно, потому что в Лондоне и в Париже издается множество газет.
— А чего конкретно он хочет от меня?
— По словам Юсуфа, эмир знает и высоко ценит вас как журналиста, он и посоветовал Юсуфу проконсультироваться с вами.
— Прогрессивный эмир знает меня?! Ну и дела! — покачал я головой.
Молчавший до этого Ибрахим вдруг встрепенулся:
— А что тут такого? Какая разница, эмир он или ночой сторож?! Если он действительно намерен издавать хорошую газету, почему не помочь ему? Даже марксистская организация, с которой я работаю, получает субсидии от богачей и эмиров. Или надо от них отказываться, если они исходят не от пролетариев?