Любовь во времена Тюдоров. Обрученные судьбой
Шрифт:
Девушка с сомнением покосилась на своего спутника. Похоже, он просто хвастается, желая предстать в ее глазах великим путешественником. Скорее всего, он плавал за пролив, во Францию и в Испанию. Мужчины любят прихвастнуть, особенно когда речь касается военных подвигов и охотничьих трофеев. Или на самом деле побывал в какой-то неведомой стране, полной сказочных богатств?
– Огромная страна? – спросила она. – Она очень далеко? За морем? И что за сокровища в этой стране? Неужто вся земля усыпана золотом?
– Я был на севере и на
– Поклоняются животным и носят амулеты? – переспросила Мод. – Но это же…
Она замолчала, задумавшись. Неудивительно, что язычники верят в такие вещи, если и в Англии простые люди весьма охочи до подобного. В том же Боскоме те счастливчики, которые находили подковы, вешали их над дверями своих домов. У одного фермера в прикрепленном к поясу мешочке хранились кости черного кота, и он всем рассказывал, что они не раз помогали ему целым и невредимым добраться до дома после посещения паба. Прачка Мэгги вшила в подол юбки свой вырванный зуб и клялась, что он оберегает ее от дурного глаза. Да что и говорить, когда сама Мод не расставалась с изумрудом, подарком мужа, отчего-то считая, что он приносит ей удачу, хотя эта мысль порой и смущала ее: Господь, хранитель всего, вряд ли бы одобрил все эти поверия.
– Вы боитесь амулетов, леди Вуд? – спросил Ральф, лениво подумав, что она, вероятно, может не поверить его рассказам, а слова об амулетах вообще принять за богохульство. Но искушение удивить девушку было слишком велико, и он, расстегнув ворот рубашки, вытащил на обозрение свой кулон-талисман: маленькую окаменелую раковину в форме закрученного бараньего рога, вставленную в серебряную оправу.
– Это бычий камень, так его называют йетты. Человека, нашедшего такой камень, считают счастливчиком.
Он положил амулет на ладонь, и она осторожно дотронулась до него, проведя пальцами по шероховатости аммонита.
– Вы сами нашли его?
– Нет, это дар… одного йетта, с которым мы охотились.
«Напугал ее, – подумал Ральф. – Еще решит, что я принял языческую веру».
– Но я – католик и был крещен в приходской церкви, – сказал он на всякий случай и, не зная зачем, добавил: – И в детстве знал все праздники святых.
– Где же прошло ваше детство? – спросила леди Вуд.
Она то смущалась, и щеки ее вспыхивали легким румянцем, то осторожно улыбалась, задавая ему вопросы, и Ральф вдруг ощутил давно позабытое чувство умиротворения, словно эта кухня с закопченным очагом, потемневшими стенами, не слишком хорошо начищенной кухонной утварью находилась не в чужом доме, а в давно покинутом Корбридже. Впрочем, умиротворение тесно соседствовало с натянутой струной желания, которая и вытолкнула Ральфа из мирной, почти супружеской беседы.
– На севере,
Она, быстро взглянув на него, осторожно освободила руку и поднялась.
– Я… я устала…
– Прошу прощения, я утомил вас своими рассказами. Ложитесь спать.
Она хотела что-то сказать, но просто кивнула и вышла. Ральф приподнялся было, чтобы проводить ее, но вновь опустился на стул, успокаивая свое рвущееся в бой тело. Когда он уже собирался отправиться следом за ожидающей его – в этом он не сомневался – девушкой, леди Вуд появилась в дверях кухни. Щеки ее пылали.
– Вы не могли бы… не могли бы отнести тот котел с водой, что стоит на огне, в спальню, сэр? Вода, вероятно, нагрелась…
– О! – воскликнул Ральф, поднимаясь с места. – Разумеется, леди Вуд!
Он подхватил котел и двинулся в спальню, столь же крошечную, как и гостиная, с кроватью под балдахином, широкой, с резной спинкой в изголовье. Ральф поставил котел на кованую подставку и шагнул к девушке – она вошла вслед за ним.
– Служанка к вашим услугам, леди Вуд, – сказал он, улыбнувшись.
Она стиснула руки, хотела что-то сказать, но промолчала и послушно повернулась к нему спиной. Ральф занялся шнуровкой, излишне спеша и оттого задерживаясь. Когда платье было спущено с плеч, он обнял ее, прижался губами к нежной коже, поиграл кожаным шнурком, что тонкой нитью струился по шее девушки, спустился к плечу и, чувствуя ее дрожь и не слушая невнятный шепот, готов уже был уложить на постель, на пестрое лоскутное одеяло, но оставил… она не попыталась обернуться к нему. Пусть все будет так, он не станет торопить ее, ведь ночь длинна.
– Позовите, когда понадобится моя помощь, – сказал он ее спине и вышел.
Ополоснувшись остатками воды и облачившись в чистую рубашку, чуть пахнущую дымом и волосами леди Вуд, он взлохматил пятерней волосы, допил остатки эля и, решив, что ждать зова о «помощи» от женщины, которая, возможно, впервые решилась на подобный шаг, бесполезно, распахнул дверь спальни. Леди Вуд в одной камизе стояла возле кровати, гребнем расчесывая волосы. Она ахнула, увидев его. Ральф подхватил ее на руки и шагнул к кровати, до блаженства оставался один шаг…
– Немедленно отпустите меня, сэр! – вдруг закричала она, уперлась в его грудь острыми кулачками и забила ногами в воздухе. – Немедленно! И покиньте сейчас же эту комнату!
Он не понял, что произошло. Вот сейчас она опустилась бы на постель, и он, стаскивая с ее плеч камизу, должен был ощутить гладкость ее кожи, тугую податливость ее тела… Вместо этого леди Вуд начала сражаться с ним. Она не притворялась, она действительно вырывалась из его рук, но зачем? Не хотела его? Но почему она принимала его ласки, отвечала на поцелуи? Разозлившись и озадачившись, он с размаху, резко посадил, почти бросил ее на кровать.