Любовь зла
Шрифт:
— Ничего, пусть лучше на чужих ошибках учится, — успокоила я ее. — Может, так нагляднее.
— Пусть лучше объяснит мне, что он хотел сказать вот этим, — Маринка помахала дискеткой в воздухе. — Пусть объяснит мне стилистические особенности записанного здесь.
Ромка жалобно посмотрел на меня, ища защиты, понурил голову, вздохнул, аккуратно сложил конкурирующую газету, зачем-то сунул ее в ящик стола, потом вытащил и бросил в мусорную корзину, а затем по широкой обходящей кривой двинулся к ожидающей его Маринке. Превосходный филолог, она три шкуры с него драла за
— Но по-другому же невыразительно! — практически сразу услышала я отчаянный Ромкин вопль в свое оправдание.
— Левая отмазка, — холодно возразила Маринка.
— Видишь, ты сама так говоришь!
— А ты иначе не понимаешь…
Я на минутку заглянула к себе забрать кое-какие забытые мелочи и с опаской подумала, как скажу о том, что опять ухожу. Последние дни я и так нечасто появлялась на рабочем месте, а если еще и учитывать, что Кряжимский был в отпуске, дел и без того прибавилось. И что к тому же, как главный редактор, я еще должна и положительный пример подавать… Чувство ответственности буквально разрывало меня на части: с одной стороны — необходимая и любимая работа, с другой — помощь другу.
Судя по всему, тоже необходимая, потому что пока все сводилось к тому, что убийцей может быть только Кряжимский.
С виноватой физиономией я выползла из своего кабинета. Ромка сидел красный, как вареный рак, из ушей у него валил пар.
— Я тут приводила примеры, какие еще бывают сленги, — любезно пояснила Маринка в ответ на мой удивленный взгляд. — Чтобы он смог представить, что его словечки могут вызвать у людей, говорящих на нормальном языке, примерно такое же ощущение, какое у него вызывают приведенные мною примеры. Может, я несколько преувеличиваю, но разница понятна. Так ведь?
Ромка с трудом кивнул.
— А откуда ты их знаешь? — наконец смог выговорить он.
— Я же филолог и по образованию должна знать все тонкости нашего могучего языка.
Но тут Маринке надоела роль учителя, и она, внезапно теряя интерес к Ромкиному образованию, отворачиваясь и зевая, сказала:
— Это же магия. Правда, действует только на непосвященных. Они или не понимают и переспрашивают «что?», или замирают столбом. Ну а ты в любом случае выигрываешь время.
Время, время!.. Часы показывали уже пятый час, Виктор и Сергей Иванович меня, наверное, заждались.
— Ну, я побежала, — как можно беззаботнее сказала я. — Нужно срочно уладить кое-какие дела, работу возьму домой.
— Нет, ты посмотри что творится, — тихо, себе под нос, пробормотала Маринка. — Сдается мне, дело здесь нечисто.
Я проигнорировала ее гнусные инсинуации, тем самым признавая справедливость высказанных предположений.
— Может заглянуть Стопорецкий, поэтому будьте, пожалуйста, милы и вежливы, без подколов, — предупредила я. — Нам сейчас позиционная война ни к чему. А там посмотрим.
— Да, Рома, — вспомнила я уже у самой двери. — Тот материал, что ты мне показывал, мы вполне можем пустить в следующий номер. С поправками, разумеется, — я мотнула головой в сторону Маринки.
Ромка от гордости раздулся,
Только в машине я додумалась позвонить Кряжимскому, чтобы узнать, прилетел ли он предполагаемым рейсом или я только зря устроила весь переполох. К моему изумлению, трубку взял Виктор.
— Вернулся?
— Вернулся.
— Не задержали вас по дороге, опознав по фотороботу? — задала я риторический вопрос.
— Как видишь, — флегматично ответил Виктор. — Но мы все делаем, чтобы это произошло.
— Это как? — удивилась я.
— Ты сейчас где?
— Уже подъезжаю, а что?
— Ты задержалась, и Сергей Иванович пошел тебя встречать, сказал, что на сердце неспокойно.
— Что? И ты его отпустил? — возмущенно воскликнула я.
— А ты попробуй не отпусти, — проворчал он. — Кто Кряжимского переупрямит, тот три дня не проживет.
— Ладно, ждите, — вздохнула я.
Но подъехать к дому оказалось не так-то просто — подъездную дорогу перегораживал невесть откуда взявшийся строительный заборчик. Я долго искала место для парковки, затем, включив сигнализацию и заперев машину, отправилась в обход.
Узенький проход для прохожих был оставлен только в одном месте — вплотную к стене новостройки, которую, впрочем, уже давно безрезультатно пытались достроить. Наверное, решили предпринять очередную попытку, подумала я, медленно пробираясь по песку на каблуках. Рабочих, правда, что-то не видать.
Внезапно совсем рядом что-то глухо стукнуло.
Я взглянула вниз и остолбенела — прямо передо мной лежал расколовшийся кирпич. «Ничего себе стройка, чего это у них так кирпичи валятся, так и убить недолго», — только и успела подумать я, как еще один кирпич, больно ссадив мне плечо, свалился слева. Схватившись за руку, я, конечно же, поступила самым идиотским образом — осталась стоять столбом на месте и задрала голову вверх. Как раз вовремя, чтобы заметить еще несколько падающих кирпичей и наконец отскочить в сторону. Булыжники свалились совсем рядом от меня, обдав острыми осколками. Но шпильки мои завязли в песке и не простили мне опрометчивого прыжка: я потеряла одну туфлю, и сама не удержалась на ногах. Кирпичный дождь тем временем не прекращался, и пока меня спасало одно везение. Я сразу же вскочила и метнулась прочь из зоны обстрела, но что-то врезалось мне в спину, вышибая весь воздух из легких и опять сбивая с ног. Я мешком рухнула на асфальт, еле-еле успев выставить перед собой руки, краешком сознания уловила чей-то истошный крик:
— А!.. Что творится! Убивают!..
— Вон-вон, смотри, в том окне мужик! Исчез, гад! Лови его там!
Кто-то явно спешил мне на помощь. Последний кирпич бухнулся уже совсем в стороне, видимо, рука у бросавшего дрогнула. Я услышала приближающийся топот, и меня затормошили за плечо. Конечно же, за ушибленное.
— Девушка, вы в порядке? — меня взволнованно тряс какой-то мужчина.
— Не знаю, но если вы не перестанете меня дергать… — слова давались мне с трудом, но руками-ногами двигать я могла, значит, позвоночник цел.