Любовь
Шрифт:
Успех этого мягкого террора чувственности достаточно хорошо известен. Также, как и его нездоровые последствия в виде скандалов и споров в семьях. Тот, кто чувствует себя непонятым, ищет убежища в своем «истинном я», каковое абсолютно недоступно партнеру. Нет, не пережитый на работе стресс, следы которого дают себя знать и за домашним ужином, не сильнейшее перенапряжение, которое партнер испытывает, даже ложась спать, не мелкие и сильные чувства, не зависть, недовольство или ревность повинны в нарушении супружеских отношений, а отчуждение от «истинного я». Это «истинное я» — атомное ядро, которое не дает мне распасться и делает меня счастливым — пусть только все окружающие оставят
Тот, кто от Уильяма Джеймса знает, что наше поведение нельзя свести к чистым инстинктам, кто увидел у Стэнли Шахтера, что мы не «обладаем» нашими чувствами, а интерпретируем их, и кто от ученых-физиологов знает, что наше «я» распадается на множество «состояний я», тот не попадется на приманку «истинного я». Для всех остальных «истинное я» есть эзотерический бог нашего безбожного мира: созидательный, творческий и невидимый, этот бог становится доступным только в результате медитации и погружения. Наше истинное я правдиво и неоспоримо. И прежде всего это истинное я великолепно тем, что является превосходным основанием обвинять во всех бедах других людей. Ибо если истинное я всегда доброе и хорошее, то значит, другие люди и неблагоприятные обстоятельства являются причиной того, что жизнь не удалась.
О книге Лаустера можно сказать только одно — она асоциальна. Повсюду в мире нас подстерегает зло. Об этом нам рассказал еще Руссо. Капитализм все продает и покупает, способствуя формированию ложных ценностей. Люди легковерно следуют за приманкой потребления и впадают в бездну «иметь», вместо того чтобы подняться на вершину «быть». Больше всего на свете люди домогаются секса. То, что Лаустер считает заблуждениями все эти вполне естественные потребности, — уже большой промах автора. Но самое худшее то, что в своей книге Лаустер бессовестно обманывает женщин, на полном серьезе утверждая, что женщины — лучшая половина человечества. Из этого вытекает их «естественная» роль — «исцелять» мужчин от их пороков.
Не стоило бы обращать внимания на весь этот вздор, если бы он не причинял столько вреда рассудку бесчисленных читателей. В особенности это касается непоколебимой веры в то, что женщины являются лучшей половиной человечества. Эта вера, как ни странно, победно шествует ныне по западному миру. Считается, что мужчины болеют из-за фиксации на разуме, из-за вытеснения душевных проблем и из-за похоти. Короче, мужчина — непаханое поле деятельности для женщин и психотерапевтов.
Весь вред этой искаженной картины становится ясно виден, если ее повернуть обратной стороной. Из всех этих писаний выходит, что женщины менее интеллектуальны, чем мужчины, что с душевным здоровьем у них все в полном порядке и что их потребность в сексуальных отношениях меньше, чем у мужчин. Достаточно отвлечься от книги и посмотреть на реальных женщин, чтобы убедиться в лживости всех трех утверждений. Не будем говорить о сомнительной ценности этой салонной психологии, но спросим: что плохого в разумности? Почему я должен изо всех сил стремиться к скучнейшему состоянию — полной душевной безмятежности? И что, собственно, плохого в том, что время от времени меня охватывает сексуальное желание?
Добрые советы и утешение — вот что делает интересными для многих сладкие сентенции Лаустера. Судя по всему, этот интерес подогревается безоглядной уверенностью в том, что он, Лаустер, четко знает то, о чем другие только смутно догадываются. Представление материала у Лаустера очень напоминает популярные в 1970-е годы наклейки, на которых был изображен человечек с квадратной головой, объявлявший: «Любовь — это…» Оглавление в книге Лаустера выглядит так: «Любовь — это дар», «Любовь — это Медитация», «Любовь —
Если бы любовь действительно была медитацией, то значит, медитация — это любовь? Да и вообще, стоит ли иметь дело с любовью а-ля Лаустер? Согласно Лаустеру, «любовь — это лишенное вожделения созерцание, лишенное вожделения познание; любви достаточно самой себя, она развивается без жажды обладания, и ее исполнение происходит без похоти. Ориентированному на потребление человеку трудно охватить эту мысль во всем ее значении, ибо такой человек подавлен и охвачен алчностью, так как он до сих пор не прочувствовал свое истинное отношение к миру» (75).
Мы все же попробуем охватить мысль Лаустера во всей ее полноте невзирая на ожидающие нас трудности. Будем исходить из того, что Лаустер знает путь к высшей мудрости, путь, сокрытый от глаз множества других людей. Так же примем в расчет спрятанное под маской доброжелательности высокомерие, с которым Лаустер считает более 90 процентов всех людей поистине жалкими созданиями, ибо они — в своей душевной неполноценности — не помышляют ни о чем, кроме потребления. Теперь, однако, сосредоточимся только на главном тезисе Лаустера — на том, что любовь — это «лишенное вожделения созерцание».
Какая женщина и какой мужчина захотят, чтобы партнер или супруг желали бы их только созерцать? Кто мечтает об «исполнении без вожделения» или о бесстрастной симпатии? Если любовь и в самом деле имеет такое происхождение, то кому она может понравиться? Нельзя ли уподобить половую любовь без вожделения попытке опьянеть от безалкогольного пива?
Порошковое молоко, которое Лаустер выдает за «любовь», даже не пахнет настоящим молоком. Это какое-то новое изобретение, причем совершенно безвкусное. Мне кажется, что очень немногие жаждут таких разбавленных отношений, в которых нет острых углов. Лаустер изобрел любовь, которая пытается сгладить все противоречия, приглушить все диссонансы. Неупорядоченное спонтанное чувство должно превратиться в чувство упорядоченное, чистенькое и аккуратное — такое, которое никого не подведет и не обманет.
В реальной жизни неупорядоченность так же присуща любви, как алкоголь пиву. На самом деле в любви мы ищем близость и отчужденность, интуитивное понимание и возможность отступления, нежность и жесткость, силу и слабость, святую и шлюху, дикаря и заботливого отца семейства. Иногда мы ищем всего этого не по очереди, а сразу, не пытаясь разделить все эти качества, хотим их одновременно, но подчас и не одновременно.
Тот, кто предъявляет к любви такие высокие требования, не удовлетворится партнером, который всего лишь желал бы ему всего наилучшего. Мы не хотим видеть в партнере утешающего пастора, психотерапевта и психиатра — мы хотим иметь рядом человека, притертого к нам во всех отношениях. Мы хотим, чтобы нас желали так же, как желаем мы. Мы общественные животные, нас не может удовлетворить затворничество в индивидуальной пещере. Взгляд другого или другой очень для нас важен, так уж мы устроены. Любая самооценка, как говорил еще Сартр, это вопрос отношения к нам других людей. Никто не может быть свободным от этой зависимости. Мы вовсе не должны томиться по такому состоянию «внутренней свободы». Я никогда не смогу найти удовлетворение в отношении только с самим собой. Какую «самость» смогу я отыскать? Самодостаточность — мать всех глупостей.