Любовная атака
Шрифт:
– Тебе не нравятся мои ласки? – спросил он. – Эти? Или эти? Или вот эти? – И снова его пальцы, эти дьявольские чувственные пальцы находили ответы, опровергавшие протесты Лайзы, размягчая ее волю. Он легким движением погладил ее между бедер, вызвав новую волну пламени.
О таком Лайза могла только мечтать, но сейчас все ее существо восстало – ядовитое замечание Харриса о любви сделало свое дело. В более спокойную минуту Лайза сама первая признала бы честно, что не знает толком, что такое любовь. Но то, что происходило сейчас, определенно любовью не было!
– А
Лайза была не в силах ответить, да и не успела – рот Джека снова прижался к ее губам, требуя ответного поцелуя. Затем они скользнули вниз, лаская шею, грудь, и снова вернулись к ее губам.
И она прижалась к мужчине: разум протестовал, но тело подчинялось собственным законам, и ее пальцы наслаждались прикосновениями к его мускулам, гладкой коже. Лайза радовалась вкусу его губ, даже борясь с собой, пытаясь сопротивляться обжигающим ласкам… Руки Лайзы сомкнулись вокруг шеи Джека, но тут вдруг он поднял ее с кровати и куда-то понес.
Его губы по-прежнему были прижаты к губам Лайзы. Она напряглась в попытке вырваться, хотя на самом деле ей этого не хотелось.
– Какая жалость, – пробормотал Харрис в шею Лайзы. А может, ей это показалось: слова прозвучали нечетко. Лайза изогнулась, пытаясь увидеть его лицо, расслышать получше, но было уже поздно – он отпустил ее, да как!
Вода в ванне еще не совсем остыла, но для разгоряченной кожи Лайзы показалась просто ледяной. Харрис бросил ее в ванну так, что она упала точно в середину и тотчас же погрузилась с головой.
От неожиданности Лайза сделала глубокий судорожный вдох, наглоталась воды и вынырнула в полнейшей ярости. Она ожидала, что Харрис будет смеяться, однако он стоял в дверях, величественно скрестив руки на груди – прямо-таки монумент. И голос его звучал так же каменно.
– Это должно немного остудить тебя, – заявил он. – Полагаю, ты считаешь, что я должен принести извинения, но будь я проклят, если стану это делать. Не люблю, когда мне портят удовольствие, мисс Нортон, и мне совсем не нравятся твои попытки мною манипулировать и детские игры в роковых женщин. Со мной и раньше пытались это проделывать, причем особы весьма искушенные, а ты, должен заметить, им и в подметки не годишься.
Лайза застонала, но не от смущения, а от негодования. А взгляд Харриса оставался холодным и враждебным.
– Я профессионал, мастер своего дела, – продолжал он, и это была не похвальба – простая констатация факта. – И считал тебя тоже взрослой девочкой, иначе не стал бы устраивать эти сеансы. В моем представлении дело и развлечение как-то не очень совмещаются, и, судя по тому, что мне приходилось о тебе слышать, я думал, что ты того же мнения. Очевидно, я ошибался…
Лайза хотела было возразить, но Харрис остановил ее жестом руки.
– Ты красивая женщина, и заниматься с тобой любовью было бы для меня огромным удовольствием – в подходящее время, в соответствующем месте и при наличии обоюдного желания. Но только когда мы покончим с работой. Личные отношения – это прекрасно, но всему свое время. – И он улыбнулся,
Лайза снова сделала попытку прервать его, но Харрис небрежно махнул рукой. Она была так потрясена обвинениями, что даже перестала ощущать температуру воды, и сейчас под его презрительным взглядом вся сжалась и погрузилась в ванну по самое горло.
Какая глупость, думала Лайза, сидеть в холодной ванне и слушать, как этот наглец запугивает и отчитывает ее, и это после того, как они были на волосок от того, чтобы заняться любовью! Хотя нет, какая уж тут любовь. Для Джека Харриса здесь любовью и не пахло, и, если бы мы закончили то, что начали, это был бы секс. Да, только секс…
Любви-то нет, зато проповедь продолжается.
– Так что, если мы собираемся завершить свой проект – а я полагаю, что тебе этого очень хочется, – произнес он все с той же усмешкой, – мы будем работать без всяких дурацких игр и уловок. Надеюсь, это ясно? А теперь я собираюсь прогуляться с собакой, хорошая пробежка ей не помешает. Это должно дать тебе время привести себя в порядок и одеться. Когда мы вернемся, потрясающее жаркое в горшочке нам на обед должно быть уже готово. Надеюсь, что к нашему возвращению ты уже придешь в себя и отдашь блюду должное – честное слово, оно того заслуживает!
Харрис подошел к двери, приоткрыл ее, затем обернулся и посмотрел на потрясенную и онемевшую Лайзу.
– Думаю, ты сейчас достаточно раздражена, чтобы сообщить мне, куда я могу засунуть свое жаркое. Но поскольку я также полагаю, что ты по-прежнему намерена выполнить условия нашей идиотской сделки, во имя юбилея твоего папы и моей предстоящей выставки, отложи свои эмоциональные всплески – по крайней мере, пока мы не пообедаем, хорошо?
И он вышел, хлопнув дверью, прежде чем Лайза успела ответить. Она не могла даже пошевелиться, не то чтобы говорить. Совершенно убитая его упреками, она по-прежнему так и не знала, что расстроило ее больше: отповедь или ласки.
Скверно было уже то, что Лайза безнадежно влюбилась в человека, которому непонятно было само слово «любовь», но обвинения в том, что она коварная интриганка, ранили ее еще больше.
– Я так понимаю, что должна смиренно все это выслушать, как пай-девочка, и проглотить даже то, что я, оказывается, ничего не смыслю в науке соблазнения, – пробормотала Лайза, откидывая мокрые волосы со лба перед тем, как выбраться из ванны. – Ну что ж, мистер Воображала, у меня для вас сюрприз!
Не считая волос, высохнуть и привести себя в порядок оказалось делом нескольких минут. Затем Лайза замотала голову полотенцем и принялась осматривать комнату, предварительно выглянув из окна, чтобы убедиться, что Харрис ушел довольно далеко за дом и целеустремленно бросает палки своему рыжему псу, которые тот приносит назад. Судя по всему, Джек занялся именно тем, чем обещал.