Любовная атака
Шрифт:
Обстановка в спальне была почти спартанской, но мебель оказалась ручной работы, причем, скорее всего, самого Харриса. Здесь стояла двуспальная кровать, так аккуратно застеленная, что даже их недавние упражнения почти не сбили покрывала на ней, огромный платяной шкаф, по одной из стен располагалось несколько книжных шкафов.
Каждый предмет мебели уже сам по себе был произведением искусства и притягивал к себе взгляд настолько, что Лайза не сразу сообразила, что они совсем не подходят друг к другу. Ушло минут пятнадцать, прежде чем она все
Она вышла на кухню, уперла руки в бока и яростно заспорила с собой – стоит ли перед отъездом сдобрить его жаркое хорошей порцией жгучего кайеннского перца или нет?
– Замечательная мысль, – вслух произнесла девушка. Однако, как следует поразмыслив, отбросила эту идею и отправилась в студию, где осталась ее одежда. Глупо, конечно, но Лайзе было неприятно, если бы, вернувшись, Харрис застал ее по-прежнему неодетой.
По дороге Лайза бросила еще один взгляд в ту сторону, где маячил Харрис. Он с собакой отошел еще дальше, по-видимому направляясь к большой запруде, где во время прошлого сеанса он и Лайза прогуливались и бросали в воду камешки.
В студии она натянула джинсы и кофточку, на мгновение пожалев, что у нее не хватило ума перед выездом надеть бюстгальтер. Тогда это показалось Лайзе несущественным – ведь она все равно собиралась снять его вместе с другими вещами. Однако теперь, смущенная проповедью Харриса и еще больше – его ласками, Лайза жалела…
– Какая разница, раз ты все равно не собираешься оставаться на обед, – оборвала она себя.
Да, Лайза по-прежнему намеревалась выполнить условия сделки – ей не было нужды нарушать их соглашение. Но сегодняшний день грозил стать исключением. Кроме того, она ведь согласилась позировать, а не поддерживать за обедом светскую беседу.
И тут, когда она уже подошла к двери студии, до Лайзы дошла вся тяжесть обвинений Харриса, и в ней снова вспыхнул гнев.
Здесь, всего в каких-то нескольких ярдах от нее, стояла тщательно укрытая мешковиной скульптура, которую Харрис так упорно не хотел показывать. И называл при этом, между прочим, самые дурацкие причины.
Лайза оглянулась.
Джек носился по лужайке с палкой в руке, стараясь забросить ее подальше. Пес прыгал, стараясь вырвать палку, и возбужденно лаял.
А что, если?..
Отважится ли она посмотреть?
– Еще как отважусь! – пробормотала Лайза, уже направляясь к скульптуре.
Мгновение спустя она была у цели и ощупывала мешковину, буквально дрожа от нетерпения. Или от страха? – подумала Лайза и с опаской бросила взгляд в окно.
Убедившись, что Харрис далеко, она поспешно сдернула мешковину, пока мужество окончательно не изменило ей.
И застыла в полном недоумении. Ибо перед Лайзой была вовсе не полуобнаженная морская нимфа-сирена с развевающимися волосами и лицом, похожим на ее собственное.
Из-под резца этого злодея-художника вышло нечто чудовищное. На нее смотрела, злорадно ухмыляясь и вывалив язык, паршивая псина Харриса!
Это уже был полный абсурд! Лайза
Нет, это невозможно: у него же не было времени… да и неоткуда было взяться… Это же какое-то безумие! Пока Лайза водворяла мешковину на место, стараясь, чтобы все выглядело так же, как раньше, мысли беспорядочно метались у нее в голове.
По-прежнему в полном смятении она подскочила к окну, затем принялась за осмотр студии и стала поднимать чехлы на всех скульптурах.
Никакой сирены не оказалось. И вообще ни одной человеческой фигуры! И что окончательно добило девушку – нигде никаких следов привезенной ею хуонской сосны. Ничего!
Лайза не верила своим глазам – просто отказывалась верить. Теперь ей уже было наплевать, если ее застанут. Она принялась методично обследовать всю студию, заглядывая под скамьи, в помещение, видимо служившее складом, обшаривая даже углы, либо до смешного узкие и неспособные вместить скульптуру, либо явно пустые.
– Это же полный абсурд, – снова и снова твердила себе Лайза во время этих трудных и совершенно бесплодных поисков. Действительно, абсурд. Но сейчас с этим будет покончено, решила она, выглянув в окно и обнаружив, что Харрис с псом возвращаются.
Лайза едва дождалась, когда они войдут во двор. И уже подготовилась к тому, чтобы заорать на Джека, как вдруг с ужасом поняла, что не может этого сделать.
Осознание этого факта поразило Лайзу как удар грома. Она могла лишь стоять в полном смятении, наблюдая за их приближением.
Лайза не могла и не смела наброситься на Харриса, требуя объяснения, зачем ему понадобилось, чтобы она позировала полуобнаженной для статуи пса. Да и как она могла? Это было бы признанием того, что она повинна еще и в таких грехах, как слежка и обман.
Но сам-то он хорош! И еще смеет заикаться о честности. Заставил позировать в таком виде и не однажды, и теперь Лайза даже не знала для чего – может, вовсе и не для той сирены, которую она видела едва начатой.
И вообще вся эта затея выглядела какой-то бессмысленной – Джек с самого начала водил ее за нос, хитрил. Лайза на мгновение пожалела, что ничего не подсыпала ему в жаркое, добрая порция мышьяка не помешала бы. Но куда уж ей!
Однако и сделать так, как хотела в первый момент – одеться и уехать до его прихода, – Лайза уже тоже не могла, слишком поздно.
Хуже всего было то, что Джек каким-то образом обо всем догадался. На его лице ясно читалось, что ему прекрасно известно, что она шарила в мастерской. Его взгляд говорил о твердой решимости разобраться с Лайзой.
Она замерла от страха, ибо уже влюбилась в него и страшно боялась, что Джек догадается об этом. Вот тогда-то он получит все козыри в руки!
Ну нет, подумала Лайза, это ему не удастся. Она не допустит насилия над собой. Хватит с нее ванны!