Любовница бури
Шрифт:
Он не знал даже половины всего, что произошло между ней и ее тюремщиком в том проклятом лагере. Возможно, знай, он больше, он бы и сам предпочел никогда не встречаться с ней. С ней той, которую этот самый проклятый Шварц и создал.
Паскаль чувствовал это, ее присутствие. Вероятнее всего, догадывался, когда видел, с какой изощренной жестокостью когда-то добрая и справедливая девушка казнила бывших палачей. Нельзя войти в ад и выйти оттуда прежним. Как и вглядываться в бездну, не поселив кусочек ее в своей душе.
Француз неуверенно
— Я клянусь тебе, — взволнованно заговорил Паскаль, — мы разберемся с Вольфом и Шварцем и все. Ты, если хочешь, никогда меня больше не увидишь. Живи спокойно со своим банкиром в своих Альпах, забудь все. Заведи наконец детей. Троих. Назови их в честь ребят. И большую лохматую собаку. И кошку… Стань толстой и счастливой. Но только после.
Он нежно вытер слезы с лица бывшей подруги.
— Это наш последний бой, — добавил он.
— Хорошо, — сквозь слезы улыбнулась Поль, — будь по-твоему. Но… — ей хотелось вырвать руку, но в тоже время она признавала, что соскучилась по родному теплу своего друга. Таким, каким он был до войны, по их странным отношениям в компании, где они все постоянно любили притрагиваться друг к другу, обниматься, валяться все в одной огромной кровати без какого-то эротического подтекста, — но я не хочу, чтобы ты уходил. Ты еще должен будешь стать крестным моим детям.
И она сделала то, чего не делала последние лет десять своей жизни — крепко обняла француза и уткнулась лицом в его лохматые жесткие волосы. Так они и стояли, обнявшись, дыша почти в унисон, пока Поль не задрала голову и не бросила еще один долгий взгляд на причудливую крышу Пантеона.
— Знаешь, — тихо проговорила она, — если верить мифам, то у древних греков был непентес, волшебный напиток отнимающий память. Хотела бы я знать его рецепт.
Буэнос-Айрес, февраль 1951 года.
Бедняга Паскаль плохо переносил жару. Все-таки он был избалован мягким и умеренным климатом родного Парижа. Поль было все равно — она выросла в пустыне и совершенно спокойно воспринимала палящее солнце. Поэтому они старались не выходить из дома до заката. Да и в принципе, дела, для которых они посетили эту далекую страну, лучше было делать ночью.
Очень кстати сейчас проходил карнавал, и все улицы были заполнены людьми и туристами. Никто не обращал внимания на двух мрачных чужестранцев. Пряный, цветущий, пахнущий тропическими растениями и огнями костров город, гудел и тонул в музыке и веселье. Они были незваными гостями на этом празднике жизни и скрывались в темноте отдаленных от центра улиц.
Поль накинула на глаза капюшон и поправила лямку тяжелого армейского рюкзака на плече. Паскаль ожесточенно хлебал воду из фляжки — жарко ему было даже после заката солнца. Воздух был непривычно влажным и густым.
Поль сверилась с картой.
— Вот этот дом, — прошептала она
Девушка медленно постучала по обшарпанной старой двери кулаком. Во внутреннем дворике послышался лай собаки и шаркающие шаги прислуги. Открыла пожилая женщина с очень смуглым лицом и седыми прядями волос, небрежно выбивающимися из-под косынки. Прежде чем служанка успела что-то сказать, Поль уперла ей в живот пистолет.
— Веди внутрь, — приказала она. Женщина что-то залепетала по-испански, но даже при полном отсутствии познаний во французском, легко поняла требование девушки с оружием. Все-таки язык насилия куда красноречивее слов.
Старуха приструнила большого лохматого пса и провела гостей через заросший гибискусом внутренний дворик. Открыла ключом еще одну дверь. Паскаль отобрал у женщины ключ, связал ей руки и воткнул в рот кляп. Еще не хватало, чтобы она позвала на помощь или подумала вмешаться.
Поль взлетела по лестнице, почти не дыша. Сердце стучало все чаще, с каждой ступенькой ускоряя свой темп и угрожая попросту выпрыгнуть из груди. Девушка бездумно шла на верх, ведомая одной интуицией.
Поль ввалилась в комнату и огляделась. Помещение оказалось спальней — в углу под легким прозрачным пологом была кровать, покрытая пестрым покрывалом, рядом с ней старинный дубовый комод с металлическими ручками. У раскрытого окна, выходившего в бурно цветущий тропический сад, стояло потрепанное кресло из ротанга, в котором сидела женщина и курила резную трубку. Судя по запаху, разносящемуся по комнате, табаку она предпочитала марихуану. Женщина встрепенулась, услышав шаги, и что-то спросила по-испански, думая, что ее покой потревожила служанка.
— Капитан Гретхен Майер, — четко проговаривая слова, произнесла Поль, слыша на лестнице приближающиеся шаги Паскаля.
Женщина поднялась с кресла с достоинством аристократки и распрямилась во весь свой исполинский рост, смерив свою гостью презрительным взглядом голубых глаз. Она перекрасила волосы, некогда белые, словно первый снег, а теперь светло-каштановые, но в целом, практически не изменилась. Словно время законсервировало ее черты. Жесткие, словно вырубленные неистовым скульптором, ее презрительно сжатые губы.
— Ты меня помнишь? — прошептала Поль и скинула капюшон с головы.
— Конечно, помню, — усмехнулась Майер, — подстилка Шварца.
— А ты подстилка гребанных садистов, — выплюнула Поль в ответ и двинулась к женщине. Француз влетел в комнату, он был испуган, то ли потому, что боялся за боевую подругу, то ли ревновал, что она совершит свою месть без него. Они обменялись очень быстрыми взглядами, Поль кивнула, подтверждая, что они нашли именно ту, кого искали.
Майер была поразительно спокойна, даже оружие в руках у незваных гостей не пошатнуло ее самообладания.