Любовница короля
Шрифт:
Теперь, когда отъезд Эдуарда был неминуем, генерал О'Хара мог не изливаться в восторгах, превознося его отличную работу. Такая блестящая служба не могла не получить должного признания.
В один из приятных майских вечеров по всему Гибралтару носилась, отдаваясь тысячекратным эхом, музыка, гремящая в стенах отеля «Европа». Генерал О'Хара давал прощальный прием в честь отъезда принца Эдуарда. Бальный зал кипел буйством красок. Морские и сухопутные офицеры прихорашивались, оправляя на себе и без того безукоризненную военную форму. Дамы, все как одна в новых платьях, специально купленных для такого случая, пытались перещеголять
Эдуард, как самый почетный гость и виновник торжества, был усажен на розовый шелковый диван, где ему предстояло слушать длинную хвалебную речь, в которой перечислялся весь список его заслуг и добродетелей. Он был рад, что Жюли сидит рядом с ним. На этом он настоял. Эдуард сделал это не в качестве пренебрежительного жеста, а скорее с тем, чтобы подчеркнуть свое уважение к ней. Недовольные же, решил он, могут и вовсе не являться на бал. Впрочем, ни одно приглашение не осталось отвергнутым, и принц понял, что был прав, ибо среди собравшихся не было ни одной женщины, равной его даме сердца по красоте и изысканности манер.
Три часа кряду они без устали танцевали под грохочущие звуки оркестра, и эта ночь надолго запомнилась им. Впрочем, запомнилась она и простым солдатам, которые, слыша в сонной казарме отголоски праздничной музыки, все больше и больше падали духом, гадая, что ждет их впереди.
Несмотря на добрые пожелания и проявления самой низкой лести, на сердце у Эдуарда было тяжело — не только оттого, что ему предстояло плыть в Канаду вместо возвращения в Англию, но еще и по той причине, что в Гибралтаре у него осталось множество долгов. К тому же он по-прежнему был должен двадцать тысяч фунтов в Женеве.
И вдруг ему на ум пришла блестящая идея. Он выдаст долговые обязательства на все эти суммы с условием выплаты в пятилетний срок и с пятипроцентным интересом. На этот его шаг реакция последовала молниеносная, и деньги полились к нему рекой от самых состоятельных жителей Гибралтара, которые, казалось, забыли, что его высочество уже должен им по нескольку тысяч. Чтобы выручить еще больше денег, он решил распродать личное имущество, услышав в ответ на это осторожные возражения Жюли:
— Но, сэр, вы только подумайте, чего будет стоить сам вывоз этих вещей…
— Зато я выручу деньги от распродажи…
— Деньги вы, конечно, выручите, сэр, но небольшие… А вот сможете ли в Квебеке приобрести имущество столь же высокого качества?
— Я могу заказать его в Англии…
— Это очень дорого, сэр. Да и как вы сможете обходиться первое время без всего… пока ваши распоряжения дойдут через океан, пока вещи будут упакованы и доставлены?..
Эдуард добродушно рассмеялся:
— Моя маленькая мудрая Жюли, какая ты бережливая! Ну что бы я без тебя делал?
Только в конце июня они наконец отплыли на фрегате «Резистанс». Следом за ними шел другой фрегат — «Улисс», с трюмами, набитыми недовольными солдатами личного полка его высочества принца Эдуарда.
Когда судно снялось с якоря и они в последний раз махали с борта провожающим рукой, Эдуард заметил на лице возлюбленной слезы.
— О чем ты грустишь, моя прелесть? Может, о том, что приходится плыть так далеко от дома?
Жюли покачала головой и прошептала:
— Нет, сэр. Просто… я очень многим обязана Гибралтару… потому что здесь встретилась с вами.
Он нежно обнял женщину и поцеловал ее руку.
— Я тоже всегда буду благодарен Гибралтару… и всякий раз в рождественское утро буду вспоминать, как родилась наша любовь. А теперь, моя малышка, пойдем посмотрим, что за
Глава 3
Казалось, весь Квебек собрался у причала, чтобы встретить его королевское высочество принца Эдуарда. Два года назад здешним жителям довелось принимать принца Уильяма, чей корабль совсем недолго стоял на якоре в гавани Квебека. И вот теперь его родной брат, судя по всему, собирался остаться здесь на неопределенное время. На специальном помосте, огороженном от волнующейся, все прибывающей толпы, стоял сам губернатор Квебека лорд Дорчестер с супругой. Толпа была пестрой — солдаты в алых мундирах, французские священники в черных сутанах, охотники-трапперы в меховых шапках с пришитыми к ним пушистыми хвостами, индейцы с разрисованными лицами, сжимающие в руках томагавки, своим воинственным видом внушая опаску наиболее рассудительным гражданам — дельцам и фермерам, невольно прижимающим к себе жен и детей.
Толпа зашумела, когда из-за мыса Порт-Левис показалось судно. И вскоре жители Квебека уже смотрели, как «Резистанс» и «Улисс» осторожно входят в гавань. На обоих судах были подняты флаги, и морской ветерок доносил до берега радостные крики солдат, предвкушающих долгожданное освобождение после семинедельного заточения в трюмах. И что с того, что они бросят якорь на краю света и ступят на еще не обжитые земли — зато увидят наконец свободу и что-нибудь более интересное, чем бескрайняя морская равнина, сливающаяся с горизонтом.
В ответ на их радостные приветствия с берега грянул оркестр, и тысячи флажков замелькали в окнах расположенных у гавани домов.
Эдуард первым сошел на берег, где его приветствовал торжественной речью сам лорд Дорчестер. Такой прием явно тронул принца. Он выступил с ответной речью, голос его был исполнен проникновенности.
— Я с огромной благодарностью принимаю ваши трепетные чувства и пожелания, направленные в мой адрес. Мне хочется надеяться, что во время пребывания в этой стране я сумею доказать, что заслужил такой теплый прием. Я буду несказанно счастлив, если судьба предоставит мне возможность послужить на ваше благо. А пока я лишь надеюсь, что вы сумеете оценить всю степень моей благодарности и моего уважения к вам.
Стоя за его спиной в отдалении, Жюли слушала речь принца и с интересом наблюдала за толпой. Дамы, теснившиеся вокруг губернатора, выглядели все как одна элегантными, но до чего старомодны были их платья, эти запоздалые отголоски из Парижа…
Вместе с офицерскими женами Жюли загнали на отгороженную площадку, откуда они могли наблюдать за церемонией приема перед тем, как их развезут по гостиницам.
После того как принцу были представлены все высокие гражданские и церковные лица, солдат вывели на берег и выстроили в парадные шеренги. Как только последний из них занял свое место в строю, грянула барабанная дробь, и, когда она смолкла, наступившую тишину нарушали только крики чаек, парящих над гаванью. Потом дирижер взмахнул палочкой, и оркестр грянул «Боже, спаси короля». Будучи французской подданной, Жюли тем не менее испытала в ту минуту чувство почтения к английскому трону. Вновь ударили барабаны, и полковой оркестр возвестил о том, что полковник занял свое место во главе строя, готового к маршу. Под звуки труб, барабанов и тарелок они замаршировали, вскидывая ноги и руки в размеренном шаге. Жюли была очарована этим зрелищем — до сих пор ей редко доводилось собственными глазами видеть солдатскую удаль Эдуарда в действии.