Любовница Леонарда
Шрифт:
— Почему жить было невозможно? — еле слышно спросила Архелия. Слова старухи повергли ее в изумление и даже панику: это что же получается, баба Евдошка — ведьма?! А как иначе назвать женщину, которая умеет колдовать?
— В той хате такое ночами творилось, что и описать нельзя! — со вздохом проговорила бабка.
Девушка не стала уточнять, что именно творилось в доме покойной Катерины. Сидела, притихнув, и боялась поднять глаза.
— Да ты, внученька, не думай ничего плохого! — успокоила Евдошка. — Я мало чего умею, мало знаю. Только и могу, что загулявших
Архелия поднялась, подошла к столу, плеснула в свою кружку еще пива и промолвила, тряхнув кудрями:
— Удивила ты меня, бабушка…
— Да чего ж тут удивляться! — засмеялась та. — Разве тебе не приходилось слышать, что некоторые люди обладают необычным даром? Ну, хоть и экстрасенсы эти, они ведь многое могут. Вот и я экстрасенс! Разве я в том виновата?
— Нет! — замотала головой девушка, подумав. — Не виновата.
— И я ж говорю, что не виновата! — подытожила Евдошка и, кряхтя, опять начала подниматься со своего места. — Садись за стол, внученька, я тебя покормлю. Я такой вкусный суп с галушками приготовила! Вот попробуй!
— Попробую, — согласилась Архелия. Слова бабки об экстрасенсах немного успокоили ее. Ведь действительно, есть же люди с необычными способностями, их вон и по телевизору показывают. Так что, они все ведьмы и колдуны? Нет, конечно.
Поев супчика и еще немного поговорив со старушкой, Архелия отправилась домой.
Возле сельского клуба встретился ей Микола Грицай, сын дядьки Михайла. Он шел, видать, со школьной котельной, где работал посуточно с двумя сменщиками — Петькой Гнездиловым и дедом Зиновием Воропаем. Подтянутый, красивый, слегка заносчивый, Микола очень нравился девушке, как, впрочем, и многим другим барышням Талашковки. Впервые Архелия обратила на него внимание два года назад, когда он вернулся из армии. Но ей тогда не было и шестнадцати, и всерьез претендовать на благосклонность парня она не могла. Около года назад он женился на дочери завуча школы двадцатилетней Дианке — студентке-заочнице Полтавского педуниверситета.
Архелия бросила быстрый взгляд на Миколу, сдержанно ответила на его приветствие и хотела идти дальше. Но он окликнул ее:
— Как дела, Лия?
— Да так себе, — ответила она, остановившись.
— Плохо, значит? — сочувственно поинтересовался Микола, прикуривая сигарету.
— Ну, почему же плохо? — пожала плечами Архелия. — Жить можно. Вот только все не могу привыкнуть, что мамы уже нет…
— Ну да, да! — закивал он своей светло-пепельной головой. — Горе у тебя, конечно… Рано, очень рано ушла тетя Наталья.
— А ты, Колька, как поживаешь? — спросила девушка немного смущенно. — Отец говорил, сынуля у вас с Дианкой родился…
— Точно! Родился! — заулыбался Микола.
— Роды прошли нормально? Мальчик здоров?
— Богатырь!
Архелия снизу вверх взглянула на парня и тут же опустила голову.
— Ну, я пойду, Колька, дела у меня… по хозяйству…
— Иди, иди! — вздохнул он. И когда девушка сделала несколько
От этих слов сердце Архелии учащенно забилось, а губы помимо воли тронула счастливая улыбка: заметил, наконец! Только поздновато, к сожалению…
Дойдя до магазинчика, она увидела Федьку Ткачука. Опершись плечом о старую липу, он стоял и о чем-то громко разговаривал с бывшим учителем труда, а ныне пенсионером Сан Ванычем, который два месяца назад похоронил свою единственную дочь, заболевшую раком крови, и теперь с утра до ночи заливал свое горе водкой. Оба, и Федька, и Сан Ваныч, были уже хорошо поддатые. Рядом с ними, то и дело вытирая кулачком сопливый носик, ошивался малец лет шести в потертом до дыр синем свитерочке и стоптанных ботиночках.
Архелия остановилась.
— Федор!
Тот на миг поднял затуманенные глаза и, небрежно отмахнувшись, продолжил разговор с Сан Ванычем.
— Федор! — опять окликнула его девушка. И когда он, наконец, замолчал и взглянул на нее уже более осмыслено, указала пальцем на ребенка: — Веди мальчонку домой, ему же холодно в такой легкой одежке! Может запросто бронхит или чего хуже подхватить.
— Шла бы ты, девка, своей дорогой! — огрызнулся Федька. — Ишь, какая сердобольная выискалась! Ты лучше батьку своего спроси, за что он меня, честного труженика, выгнал с работы? Я что, дело свое плохо делал, а?
Архелия ничего не ответила, обошла хмельных мужчин и, остановившись чуть в сторонке, пальцем поманила к себе малыша:
— Тебя, кажись, Максимкой зовут?
— Да! — радостно воскликнул он, подскочив к девушке.
Она заговорщицки подмигнула ему и весело спросила:
— Максимка, а хочешь конфет?
— Да! — энергично замотал он косматой головой.
— Тогда идем, куплю тебе! — Архелия развернулась и направилась в магазинчик.
Ребенок вприпрыжку последовал за ней. Ткачук не остановил его, только что-то пробубнил себе под нос и в сердцах махнул рукой.
Через несколько минут они вышли. Глаза мальчика сияли, как звезды на небе майским вечером, обеими руками он прижимал к груди большой пакет с конфетами и печеньем.
— Максимка, беги домой! — попросила девушка. — Угости братика и сестричку.
— Угу! — шмыгнул он носом и, соскочив с крыльца, стремглав понесся вдоль улицы.
Архелия проводила его долгим взглядом и, не сказав ни слова Федьке, не спеша пошла домой.
Глава вторая
— Так что там твой батька, молодуху решил себе в жены взять или как? — спросила девушку почтальонша Марфуша, когда катила мимо двора Гурских свой велосипед, груженный тяжелыми сумками с газетами и мелкими бытовыми товарами.
Архелия бросила метлу, которой только что выметала сор с бетонной дорожки, идущей от калитки к крыльцу дома, и удивленно уставилась на женщину.
— Откуда ты это взяла?
— Да люди в селе трепятся! — ответила Марфуша, остановившись. — А что, разве это брехня?