Любовница твоего мужа
Шрифт:
— Ну? — спросила Ваську, что застыла надо мной скорбным изваянием.
— Я все знаю, — сказала подруга.
— Самонадеянно, — хмыкнула я.
— Ты соврала мне насчет травмы, — поджала губы Васька. — Мне Васнецов расписал реальную картину.
— Васнецов? — удивилась я. — Ты как с ним пересеклась-то?
— Специально караулила, конечно же! — сделала страшные глаза она. — Ну и расспросила его обо всем на правах трезвомыслящей подруги, раз тебе на себя плевать оказалось.
— Вот вам и врачебная
— Я просто обладаю настоящим талантом убеждать, — объяснила Васька. — Так что насчет больницы, как я понимаю, вопрос даже поднимать не стоит?
— Еще и понятливая. Да ты настоящий клад, Рогова, а не девушка.
— Приму это за комплимент, даже саркастический тон упущу, — резюмировала подруга. — Но подлечиться все равно придется. Вставай, корсет будем надевать.
— Чего? — выпучила глаза я.
— Да, Васнецов мне расписал твое лечение, я все запомнила в подробностях. Ну и ничего сложного в этом нет, — пожала плечами подруга. — Раз мы и так тыкаем пальцем в небо, то подстраховаться лишним не будет. Правда же?
— Я не больна. Просто нужно потерпеть, и само пройдет.
— Ага, само пройдет, само рассосется, это мы знаем — плавали, — кивала Васька, помогая мне встать. — Ты не больна, ты просто дура.
— Спасибо, подруга.
— Ну а кто тебе еще правду, кроме меня, скажет? — как ни в чем не бывало хмыкнула Рогова. — Тебе повезло, Ритка, что этот компрессионный перелом только под вопросом, иначе Васнецов тебя бы за волосы в койку отволок. Он вообще дикий, по ходу. Запаренный жутко, кстати. Но нормальный мужик. И ты ему запомнилась. Так и сказал сразу: «Подруга той блаженной?»
— Не имеет права заставлять. Если пациент желает жить, то медицина бессильна.
— Слушай, — поморщилась Васька, — я знаю, у тебя зуб на врачей. Это же не повод вообще не лечиться. И со смерти отца уже десять лет прошло.
— Зуб? — вырвалось шипением. — Да они его, считай, убили! Ну какой процент смертности от аппендицита? Вырезали — и дело с концом, на третьи сутки выписывают, когда без осложнений, я узнавала. Но ведь папке нужно было попасться под нож к хирургу, у которого руки из задницы выросли!
— Рит… — поморщилась подруга. — Зря я это сказала, прости. Не нервничай.
— Да, десять лет прошло, как мы остались с мамой одни. Только вот, Васька, совсем как-то не забывается и не смиряется, что мой отец умер из-за халатности врачей. Из-за какого-то тампона, забытого в ране! Из-за тампона, понимаешь? — разорялась я. — И ведь нам так и не удалось ничего доказать, свои своих прикрыли. А я в итоге осталась без обоих родителей.
— Ну ты вообще уже. Тетя Маша очень хорошая, она…
— Да-да, только вот я соседку чаще вижу, чем родную мать, которой приходится по-настоящему вкалывать, лишь бы вытянуть мою учебу и квартиру эту…
Мы помолчали, каждая думая
— Но ты тоже, знаешь ли, не имеешь права из-за каких-то амбиций портить себе жизнь, — выдала она, помогая мне натянуть и зафиксировать корсет. — Поэтому вот так. Васнецов сказал: фиксация, максимальный покой, таблеточки и ЛФК. Реабилитация нужна с самых первых дней такой травмы, сначала в постели, потом…
— Ты сильно потратилась? — нахмурилась я. — У меня сейчас нет нужной суммы, чтобы…
— Забей, — не дала мне договорить Рогова. — Даже не думай об этом.
— Я отдам, Вась, — пообещала я. — Потом как-нибудь, но обязательно отдам. Ты все запиши и…
— Ага, еще скажи, чтобы чеки собирать начала. Перестань, Селезнева, не беси меня.
Я все равно осталась при своем мнении, но спорить перестала. Что зря воздух сотрясать?
— Спасибо тебе.
— Ерунда, — отмахнулась Васька. — Танцоры своих не бросают. Обидно, конечно, что придется взять академку прямо перед самым выпуском, но…
— Никакой академки не будет, — поджала губы я. — Я сдам экзамен и получу этот чертов диплом.
— Ты не дура, Селезнева. Ты клиническая идиотка.
— Думаешь, я не знаю, что Хорьков присматривается ко мне, чтобы взять в свой театр современного танца? — прищурилась я. — Второго такого шанса больше не будет! Полгода простоя, год повторной учебы — и на моей карьере можно будет ставить крест. Я слишком много вложила в эту мечту, чтобы сейчас отказаться.
— Ритка, — выдохнула Рогова. — Ты сумасшедшая…
— Я знаю. Но, может, в этом мое счастье? К экзамену я уже восстановлюсь, вот увидишь. На мне же как на собаке все заживает.
— Иногда я завидую твоему непробиваемому оптимизму, — призналась подруга. — Ну а если…
— Не будет никаких если, — твердо заверила ее я. — Это мое тело, я ему хозяйка, и оно мне послушно, а никак не наоборот.
— Селезнева… — Я так и не поняла, чего в этом возгласе было больше: восторга или возмущения.
— Не смей никому говорить о моей травме. Никому, Васька, поняла? Особенно Хорьку или маме, у нее и так в последнее время постоянные головные боли, не надо ей нервничать, — сказала я. — Узнаю, что рассказала, — не прощу. Ясно?
— Ясно, что тебе надо работать с категоричностью, подруга. С таким бескомпромиссным характером сложно будет жить.
— Ты так говоришь, точно тебе уже полтинник, а не двадцать, — закатила глаза я. — Надеюсь, мы друг друга поняли.
— Поняли, — поджала губы Васька. — Кстати, я знаю, чем тебя порадовать. Велесов сегодня заявился в универ таким, будто его хорошенько вчера отп…
— М-м-м?
— Он даже хромает, — хмыкнула Рогова. — И ходят слухи, что Хорьков пробивает его отчисление. Так ему и надо, вот совсем не жаль.