Любовницы
Шрифт:
Мы не показали любовь Эриха и Паулы потому, что ее просто не было. Была просто яма, в которую ты валишься и из которой потом выкарабкиваешься и бредешь себе дальше. В тебе ничего не сломалось, разве что погибло дитя человеческое в расцвете юности.
Дома большая стирка безразлично заглатывает платок с бурыми пятнами, как заглатывает она пропотевшие рубашки папаши и братца. В этой жизни радость, страдание и труд идут рука об руку.
Огромный труд для Паулы — заполучить и удержать Эриха. Любовь гнездится теперь не там, пониже живота, она
Лучше уж новая сверкающая кухонька, чем радость в утробе. Радость проходит, а кухня остается.
Да и стиральная машина тоже нужна.
Пауле предстоит соединить мощность машины с ловкостью канатоходца.
Ей угрожает большее, чем просто падение.
Главная угроза в том, что не наступят положенные месячные неудобства.
Далеко не всегда здорово, когда исчезают неудобства.
К сожалению
К сожалению, размышляет Бригитта, выходные на даче быстро кончаются. Ее снова зовут обязанности: пора на фабрику!
Многих людей работа изменяет, делает их хуже, жестче характером.
Бригитте не нужен жесткий характер, ей нужен ребенок.
На пути к Хайнцу — огромное зыбкое болото.
У многих Бригиттиных товарок похожая ситуация. Только не у всех есть свой Хайнц, который ждет тебя на другом краю болота, манит к себе, и не всех манят новенькие ванные комнаты с никелированными кранами и трубами, с водогреем и блестящими белизной раковинами.
Других женщин ждут на краю болота мужчины, которым далеко до Хайнца по уму, силе и характеру.
Кроме того, они лишены чувства долга.
И у Бригитты нет чувства долга. Она, как многие молодые женщины, прежде жившие легко и бездумно, научится чувству долга, выйдя замуж.
Хайнцу присуще чувство долга — перед своим телом, требующим отдыха, и перед своими друзьями по кегельбану. Не доверяя Хайнцу, Бригитта всегда сопровождает его. Вокруг кегельбана вьется много незнакомых женщин, кое-кто из них приходит даже без своего законного владельца.
Ничейные женщины очень опасны для молодого неустойчивого мужчины вроде Хайнца, который приобретет устои лишь после женитьбы.
Когда после кегельбана Хайнц в целости и сохранности ложится с Бригиттой в постель, раздувая во все стороны пивные пары, в ней возникает чувство искренней благодарности, и ее лягушачьи бедра сами собой раздвигаются ему навстречу.
Она по-прежнему не чувствует ничего, но зато ощущает огромное облегчение.
Так нужно, ведь впереди у нее снова трудный рабочий день.
И в самом деле
Месячные неудобства у Паулы и в самом деле не наступили. За страхом, что месячные неудобства, которые все женщины в Паулиной среде именно как неудобства воспринимают, на сей раз не наступят, неизбежно последовал и сам факт отсутствия месячных неудобств в положенный срок.
До этого момента
Швейная мастерская по-прежнему здесь, а Эриха так и нет рядом.
Пауле нельзя подняться к нему на гору, но ей теперь это не важно, ведь сладкая тайна (как все это называют) окутывает ее и здесь, в долине.
Паула должна доверить сладкую тайну в первую очередь мужчине, которого любит она и который любит ее, чтобы уж затем подумать о свадьбе.
Скоро эта тайна размягчит черты ее лица, взгляд Паулы сделается задумчивым, живот распухнет, груди отяжелеют, низ позвоночника станет побаливать, а сама Паула наделает в штаны. На то есть все основания: Паула страшно боится родителей, они такие грубые, а тайна — тайна такая сладкая. Паула еще ни разу не сказала Эриху, что любит его, она ведь так мало его знает. Теперь она выпалит все сразу: «Я люблю тебя, и у меня будет от тебя ребенок».
Пауле надо известить об этом и отца с матерью.
Ой, страшно!
Паула ждет ребенка, и Эрих ей сейчас особенно нужен, ведь для любой женщины это — кризисная ситуация, для любого женского организма — нагрузка, правда, нагрузка радостная. В эту пору радостного ожидания Пауле особенно необходимы понимание, забота и защита от диких зверей, от тяжелой работы, от жестоких ударов и бесчеловечного обращения. При любом бесчеловечном отношении, даже при намеке на него, Паула думает: «Вы все пожалеете, если узнаете, что я ощущаю в себе пробуждение новой жизни». Жизнь еще не родившегося человечка тянется в Пауле навстречу солнцу.
Иногда Паула в тяжелых кошмарах представляет себе, что произойдет, если она скажет отцу: «Папка, ты знаешь, мне сейчас особенно нужны забота и ласка, ведь еще не народившееся дитя во мне тянется к солнцу».
Паулу сдавливает железная рука отчаяния.
А ведь отец и сам детей делал, да не один раз.
А вдруг он скажет: «Ура, моя дочка скоро произведет на свет моего внучонка, добро пожаловать, выходи, не бойся! У нас снова прибавление в семействе, у нас снова малыш, главное, чтобы все счастливы были!»
А мама, вынесет ли она пересуды деревенских экспертш об этом радостном, длительном, но не бесконечном состоянии Паулы? Окружит ли она дочь заботой и уходом? Поможет ли подготовить малышу приданое?
Голубое или розовое? Или желтое? Вот ведь радость какая. И тогда не только Паула заживет новой жизнью, тогда и новый человечек получит в подарок чудесную жизнь. Сразу две счастливые жизни вместо одной-единственной швейной мастерской.
А Эрих, счастливый отец, будет ли он каждую свободную минуту проводить с малышом и матерью, будет ли он каждую свободную минуту заботиться о молодой жене, бросит ли он выпивать, перестанет ли всех ненавидеть, без толку тратить деньги и так далее?