Любовник Большой Медведицы
Шрифт:
И пошли мы. Добрались до большого сарая на краю местечка. Дверь была заперта длинным тяжелым засовом с висячим замком. Залезли мы, отодвинули доску под дверью, а забравшись, задвинули доску на место.
В сарае было тепло и тихо. Темно, обширно и множество закутков.
— Да тут батальон солдат можно замелиновать! А тебя тут сам черт не найдет. Только не выходи наружу.
Щур оставил меня в сарае, а сам пошел в местечко. Вернулся через час, принес мне сетку папирос, бутылку спирта, несколько бутылок воды и много всякой снеди. Влез я на сеновал и там со Щуровой
10
Минули две недели. Уже середина сентября, золотой сезон начался. Граница ожила. Контрабандисты трудятся без устали. Есть группы, ходящие по три раза на неделе. А я все прячусь в сарае. Днями сижу один, много сплю. А вечерами и ночами делаю вылазки в местечко, стараясь, чтобы меня не узнали.
Назавтра после происшествия с Алинчуками узнал я от Щура: донесли они в полицию. Дескать, я напал на них на улице и подстрелил Альфреда. Рана легкая — левую ногу ему прострелил. Кость не задел. Кроме того, ударом ноги выбил ему несколько передних зубов.
— Золотые вставит! Как раз повод, — съязвил Щур.
Узнал я, что полиция меня ищет. Уже у часовщика Мужанского и у Юзефа Трофиды делали обыск, но я к ним и не ходил.
Щур всем в местечке рассказал, что на самом деле было между мной и Алинчуками, и что это они прицепились ко мне на улице. Почти все хлопцы были на моей стороне. Братья Алинчуки теперь на улице показаться не могли. Все их стыдили и угрожали поколотить. Щур с Лордом дважды вымазывали ворота их дома и оконницы дегтем. Обычно такое делают девчатам, на которых злятся. Значит такое, что в этом доме живет непорядочная девушка. Но поскольку сестер у Алинчуков нет, много нехорошего можно было про братьев подумать.
Встречался я несколько раз с Лордом, Кометой, Юлеком и Петруком. Хлопцы ко мне очень хорошо отнеслись. Деньги предлагали, надежные убежища. Я даже расчувствовался. Не думал, что у меня столько верных друзей. А Щур сказал мне: «Ты смотри, если случится, что полиция слапает тебя, не защищайся! Понимаешь? Если арестуют, я тобой займусь. Деньги найдем и на залог, и на адвоката, даже если большие деньги понадобятся. Хлопцы по гузику скинутся, глядишь, пару кусков и насобираем».
Несмотря на то, что был я в розыске, сходил трижды за границу с «дикими». Они со мной фартовать не боялись. А если бы кто и хотел меня засыпать, так не смог бы. Про мое убежище никто, кроме Щура, и не знал. А он часто, чтоб мне веселей было, ночевал в том сарае. Сходил я дважды и к Калишанкам, но не ночевал у них, а, позабавившись немного, возвращался в свой сарай.
Замучился я долгим сиденьем в сарае. Когда сидишь там в одиночестве целыми днями, лезут в голову всякие глупые мысли. Часто хотелось пойти пострелять Алинчуков, а после самому сдаться полиции. А чаще думалось о Феле, в особенности, когда вечерело. Смеялся, разговаривал с ней вслух. Может, я с ума сошел?
Пить стал больше. Спирт пил, как водку, водку — как пиво, пиво — как воду. Однако, до беспамятства никогда не напивался. Знал, что для меня это очень опасно. Только
Как-то Щур сказал мне, что хочет меня видеть Юзеф Трофида. Я попросил передать ему, чтоб ждал меня в десять вечера в Слободке, на мосту у мельницы.
Ночь была темная. Пробрались мы со Щуром улочками и закоулками к Слободке. Юзеф нас уже ждал. Затем Щур пошел назад, к местечку, а я вместе с Юзефом пошел вдоль мельницы. Потом уселись бок о бок на берегу Ислочи, долго молчали.
— Как жизнь? — спросил, наконец, Юзеф.
— Держусь кое-как.
— Может, выехать отсюда хочешь?
— Куда ж мне ехать?
— У меня под Ивенцом родня в деревне. Если хочешь, устрою тебя к ним.
— Не, не хочу. Замучаюсь там от скуки.
Снова сидим молча.
— Дай пять! — просит неожиданно Юзеф, сильно жмет мне ладонь и говорит: — Спасибо тебе! Спасибо!
— За что?
— Ну, за него… за Алинчука. Сейчас все к нему, как к собаке.
— Жалко, что не пришиб гада!
— Не жалей, так оно лучше!
Опять долгое молчание. Теперь я уже говорю Юзефу:
— А ты что собираешься делать? Группу соберешь?
— Я? — переспрашивает задумчиво. — Не, братку. Со мной все. Я с границей навсегда распростился.
— Та-ак?
— Так, братку! Одну сестру недосмотрел, как волк ночами бегая. Вторую не дам в обиду!.. Не, холера!
Аж зубами скрежетнул. Темно было, не видел я его лица, но нутром чуял его муку. Очень он сестру любил. И у меня сердце за нее болело.
— Ты… не надо так, Юзек, — говорю. — Альфред еще получит свое… Не кончено у меня с ним, посмотришь. — Помолчал немного, решаясь, и добавил: — Ты не рассказывай никому, что я скажу тебе. Алинчуки связались с агентами в Советах.
— Та-ак?
— Так. Я про все в точности хочу разузнать. Вот тогда поговорим с ними по-настоящему, раз и навсегда.
Опять долго сидели молча.
— Может, нужно тебе чего? — спросил Юзеф.
— Не, все у меня есть.
— Если нужно чего будет, ты только скажи!
— Обязательно.
— …И чего я тебя сюда затянул? Счастливее был бы, если б границы не знал!
— Ты не говори такого! Спасибо тебе огромное за доброе сердце и за помощь дружескую! Я счастливый, брате! Иногда грустно мне бывает и нехорошо, как и всякому, но не про то речь. Никогда такого не говори больше и не думай про то!
Долго говорили мы, сидя в темноте над рекой. Когда распрощались, я долго бродил по закоулкам, сам не знаю где, растревоженный, взволнованный. Изредка люди миновали меня, в темноте я не различал их лиц.
Поздно ночью вернулся в свое убежище. Выпил полбутылки водки и закопался в сено. Но заснул нескоро.
Назавтра встретился с Лордом. Щур сказал, что у Лорда ко мне важное дело и он ждет на кладбище. У Лорда с собой было три бутылки водки и закуска. Пили мы, сидя на траве у низкой каменной ограды.