Любовник ее высочества

Смит Хейвуд

С этими словами Мари вышла, оставив озадаченную Энни в одиночестве.

12

Приятели Филиппа, казалось, задались целью напоить его так, чтобы он к брачному ложу приполз на четвереньках. Генрих обнял младшего брата за плечи.

– Филипп, почему твой бокал пуст? Постой! Сейчас мы его наполним. – Он налил вина в бокал, а еще больше на стол.

Филипп пригубил только один глоток и, дождавшись, когда никто не видит, вылил остатки вина в графин. Он прекрасно знал, что спорить с обычаями бесполезно. Стараясь никого не обидеть,

он не подавал вида, что находит грубые шутки тупыми, непристойные наставления вульгарными, самонадеянную фамильярность просто отталкивающей.

Филипп знал, что так и будет. Среди разгульной пьяной толпы, которая сопровождала его вниз по лестнице к дверям супружеской спальни, не было ни одного, кого он мог бы назвать настоящим другом.

Стоя среди них в коридоре, он делал вид, что качается и не может разгладить складки рубашки, заправленной в бархатные черные штаны. Кто-то сдернул с его плеч бархатную куртку, и, обернувшись, Филипп увидел ее в руках смеющегося Генриха.

– Давай я помогу тебе. – Генрих набросил тяжелый бархат на плечи Филиппа и непристойно подмигнул. – Может быть, нужна помощь и там, за дверью? Я буду рад услужить тебе, братец.

Филипп подавил гнев. Сейчас было не время ссориться. Он ограничился отнюдь не ласковым шлепком по спине Генриха.

– Надеюсь управиться один. Но спасибо за заботу, братец.

Генрих покачнулся, но был настолько пьян, что счел это милой шуткой.

Филипп поднял руку, призывая к молчанию.

– Друзья… – Шум голосов смолк. – Благодарю вас за почетное сопровождение. Теперь, после вашего ухода, я отправлюсь завоевывать свою добычу. – Его широкий жест, указывающий на дверь, был встречен таким дружным ржанием, будто рядом расположился целый кавалерийский полк. Филипп посмеялся вместе со всеми, потом жестом призвал к спокойствию и торжественно заявил: – Вы должны оставить меня здесь одного.

После минуты молчания Жак громко объявил из-за спин кавалеров:

– Коньяк и закуски ждут в библиотеке. Если господа пожелают следовать за мной…

Хитрость удалась. Буйные гуляки исчезли, оставив Филиппа у дверей в одиночестве. Он неожиданно для себя ощутил трезвый холодок.

В свои двадцать восемь лет – десять из них прослужив солдатом – он пережил достаточно любовных свиданий как на войне, так и на королевской службе. Странно, что сейчас его пульс бился так беспокойно не от желания, а от неуверенности.

Вряд ли на него так повлияла торжественная клятва верности, которую он дал перед богом и людьми у алтаря в кафедральном соборе. Нет, это было из-за новизны ситуации, к которой он не был готов. Он еще ни разу не имел дела с невинными девушками.

Он собрался с духом, шагнул в затемненную комнату и закрыл за собой дверь.

Его окутал сумрак, чуть подсвеченный потрескивающим огнем камина. В глубине спальни он увидел широкую кровать, великолепно украшенную мягко драпированным балдахином. Хрупкая фигура на кровати на фоне свисающих малиновых занавесей казалась изящной камеей. Его новобрачная сидела среди красиво вышитых подушек, как принцесса на троне, каскад распущенных рыжевато-коричневых волос, разбросанных по ослепительно белым подушкам, казался потоком крови на чистом снегу, широкий вырез тонкой ночной сорочки позволял

любоваться атласной кожей, сияющей в мерцающем свете свечей. Ее поза была величавой, голова была горделиво поднята, как у королевы.

Филипп, сделав несколько шагов вперед, подошел к брачной постели и остановился. Теперь он мог как следует разглядеть выражение темно-карих глаз. Не раз, срубая саблей голову своих врагов с плеч долой, он встречал такой взгляд. Только тонкий, как сухой лист, оттенок вызова отличал этот взгляд от выражения смертельного ужаса.

Он не смог удержаться от прямолинейного вопроса:

– Мадам! Я надеялся встретить более теплый прием в брачной постели. Почему вы так боитесь меня?

Откровенность его вопроса застала Энни врасплох. Все ее царственное величие испарилось, и перед ним вновь была та самая юная и очень уязвимая девушка, которую он увидел в их первую встречу. В ее голосе была слышна легкая дрожь:

– Я жду указаний вашей милости о моих супружеских… обязанностях. Мое тело в вашем распоряжении. Прошу только не слишком сильно обижать меня. – Она вцепилась изо всех сил в покрывало, держа его вокруг талии.

Филипп сел, придвинув низкую скамейку, стоящую у кровати, к лакированным сапогам. Он положил на нее ноги и рукой оперся на них. Его нареченная лежала перед ним, как невинная жертва, отданная на растерзание языческим демонам, а не как женщина, готовая получить наслаждение от любовных утех. Он прищурился:

– Указания об обязанностях?.. Что вам о них говорили?

Она, не поднимая глаз, старательно изучала покрывало.

– Что я ваша жена и должна предоставить мое тело в ваше распоряжение.

– А вы достаточно ясно представляете себе, в чем это заключается? – Ему было интересно, чем вызвано такое мученическое выражение на ее лице.

Она отважилась посмотреть на него.

– Не очень. Матушка Бернар не объяснила мне подробно, но я слышала разговоры об этом среди женщин, и предполагаю, что вы захотите видеть меня обнаженной. Я должна снять рубашку или вы предпочитаете сделать это сами? – Это звучало так, будто она готовила себя к хирургической операции.

Филипп встал и подошел к камину, стараясь не засмеяться и не выдать своего удивления. Он знал, что она невинна, но не предполагал всей глубины ее неведения.

Париж был местом, где самые интимные супружеские достоинства были всеобщим достоянием, и с такой абсолютной невинностью Филипп за все годы пребывания при дворе никогда не сталкивался. Он рассеянно водил пальцем по губам, обдумывая, как ему поступить.

Разве может она получить удовольствие в таком жертвенном состоянии? Минута работы для него, боль для нее – и невинности нет. Нет, это никуда не годится.

Совсем легко было разорвать ее тонкую одежду и взять то, что ему положено по праву, но Филипп хотел большего. Он хотел увидеть огонь страсти в ее огромных испуганных глазах. Хотел узнать, что таится за ее осторожными и обдуманными словами. Лишая ее невинности, он хотел ласкать ее, касаться ее тела, погрузиться вместе с ней в мир таинственных чувств, о которых она даже и не подозревала, – мир, когда душа и тело сливаются в едином прекрасном порыве и восторг освобождения приносит ни с чем не сравнимую радость.