Любовники
Шрифт:
Игнат ложится на кровать и прикрывает глаза. Странное желание прижаться к нему, уткнуться в его грудь и заснуть. Дергаюсь резко и мысленно бью себя по рукам.
– Ложись, – словно покопошился в моей голове, выудил последнее, о чем думала.
Послушно исполняю. Так будет выглядеть, что я исполняю его просьбу, а не свое желание.
– Я рассталась с мужчиной. Он не ценил ни меня, ни наши отношения. Оскорблял и вел себя отвратительно. Мне стало так обидно, я и плакала. Игорь раньше был другим, а вчера маски были
Зажмуриваю глаза. Хочется выдохнуть, я сказала все это на одном дыхании. И словно поставила жирную точку в прошлом.
– Придурок твой Игорь, – с усмешкой сказал. А я теснее прижалась к его телу. Он помог поставить мне эту точку, хоть и не осознает этого.
Сердце продолжает колотиться от близости его тела. Я втягиваю его запах, смешанный с гелем для душа, и закатываю глаза. Чистое удовольствие.
Сейчас я абсолютно трезвая, но меня до сих пор качает на волнах.
– Но ты так больше не делай, Тая, – строгий голос вытаскивает из этих волн и с силой бросает о каменистый берег.
– Ты о чем? – дрожу. Кажется, температура в комнате уменьшилась на несколько градусов.
– Не надо никуда ездить с незнакомым тебе мужчиной. Это ведь может плохо закончиться, – смотрит в упор.
Он больше не улыбается. И, кажется, правда отчитывает за неосмотрительность. Какой заботливый… Меня это задевает. Приятно так трогает.
– Ни один мужчина не должен на тебя так влиять. Не бросайся во все тяжкие из-за того, что какой-то лох просто не оценил тебя, – каждое его слово окутывает заботой. Мой мозг вытаскивает из его фраз самое нежное и мягкое.
– Хм… А может, я бы и не пошла бы ни с кем, кроме тебя…
Внутри полный кавардак. Меня потряхивает от брошенных мной слов. И в сердце поселяется трепещущее чувство.
– Та-я, – повторяет он с придыханием. Он что-то вкладывает в мое имя, но я никак не могу понять, что именно.
Тянется к моим губам, а я прижимаюсь всем телом. Тепло перекатывается от него ко мне и в обратном направлении. Стягивает нас, завязывает.
Ужин приносят не вовремя. Игнат снова ругается. Теперь я слышу это слово отчетливо. Он матерится. Слово грубое, но кровь в венах вскипает от его тона и грубости.
Нам заносят несколько блюд, бутылку шампанского в ведерке со льдом, фужеры и фрукты.
– Ты решил, что я настолько голодная? – обвожу все это великолепие. Слюна скапливается во рту. На тарелке нарезанный ананас. Обожаю!
– Это я себе, – улыбается широко. Я безмолвно смотрю на него и думаю: «Ну что за черт, Тая!»
Сердце предает меня в эту секунду, тело перемещается в пространстве словно нет ног. Чувство опьянения возвращается во сто крат сильнее.
– Ладно, Та-я, просто не знал, что любишь, – подмигивает. Я оступаюсь и чуть не падаю.
Не хочу заканчивать этот вечер, эту ночь. Единственное желание закрыться в номере и уничтожить весь мир за пределами
– Спасибо, – скромно произношу.
Мы едим молча. Но то и дело переглядываемся.
Рыба шикарная, на десерт мой любимый медовик. А от фруктов такой аромат, что уже пропиталась их соками и вкусом.
– Шампанское? – указывает на ведерко.
Отрицательно машу головой. На сегодня алкоголя достаточно.
Игнат откладывает приборы первым. Под его тяжелым взглядом кусок в горло уже не лезет. Что-то вытягивает своими глазами из меня. До тошноты стягивает.
– Расскажешь мне, кто ты?
– Тебе правда это интересно?
Бегаем по лицам друг друга. Уже знаю, что у него над левой бровью маленькая родинка. А на верхней губе тоненький шрамик. Хочу нарисовать этого мужчину. Он идеальный в своей не идеальности.
– Ну, я бы не спрашивал, если бы не было интересно, – говорит так, что закручиваешься узелком.
Откидываюсь на спинку стула. Театрально делаю паузу и смотрю, как Игнат от нетерпения чуть елозит на стуле. Вот блин, он и правда ждет моих слов.
– Я художница. Год назад закончила Суриковское.
Его брови летят вверх. Ну да, это не совсем современно. Но что он ожидал?
– И ты рисуешь? Ну, реально рисуешь?..
– Да. Неделю назад отдала свой последний заказ. Игорь, – немного торможу. Ком в горле все еще не дает полноценно о нем говорить, – часто рекомендовал меня своим знакомым. Им нужно было то в доме стену оформить, то картину нарисовать. Я бралась за эти заказы. И мне нравилось.
Не юлю душой. Мне и правда нравится это. Дедушка тоже был художником. В его квартирке старой до сих пор хранятся картины, на которые смотреть без сбившегося ритма в сердце невозможно. Там такая душа в мазки вшита – дрожь прокатывается по спине.
Игнат подходит к столу, где обычно лежат буклеты. Ищет что-то в ящиках. Находит чистый лист и карандаш.
Закатываю глаза. Удовольствие маленькими шажками окружает меня.
– Нарисуй, – просит. И смотрит, как будто в первый раз видит.
– Тебя?
Думал, а потом отрицательно машет головой. А я и не дышала вовсе. Игнат указательным пальцем трет верхнюю губу и странно ухмыляется. Почему мои мыли прочитать он может, а я его нет? Как-то даже обидно.
– Себя, Тая. Себя нарисуй.
– Автопортрет?
– Да как хочешь называй. Хочу видеть тебя на рисунке. И твои глаза.
И я рисую. Полностью погружаюсь в свой рисунок. Жизнь вокруг сжимается только до меня, карандаша, листа бумаги и моих штрихов. Так было всегда. Я погружаюсь в свой рисунок полностью, без остатка. И правда, часть себя вкладываю.
– Вот, – передаю его Игнату. Жду каких-то слов. Внутренности сшиваются плотными нитями от этого ожидания. В горле сухо, голос будет глухим и хриплым. И я молчу.