Любовное приключение в семейном кругу
Шрифт:
– I am sorry! I am just self-centered egoist
– Да нет. Тебе просто не хватает. Извини, мой хороший, я понимаю, что не хватает. Сейчас - не только тебе. Жди уж.
– Жду и люблю. Так ты работаешь из больницы или из офиса?
– Из больницы, естественно, какой тут офис.
– Я больницу помню по скарлатине, Морозовскую, лет в 12. Не хотел идти домой, была смешанная палата с девочками. Было весело и не страшно.
– Угу. Мне меньше везёт на больницы. Когда я маленькая лежала - вернулась искусанная и голодная.
– Кем искусанная?
– Соседкой по палате. Тот ещё кошмар был.
– Она была голодная или сумасшедшая?
– Она злилась.
– Ужас! Я правда ещё раз был в больнице, когда узнал, что умирать просто и не страшно.
– Умирать
– Делю кровать с сыном. Он спит, а я лежу рядом, думаю о нас с тобой и понимаю, что последнее время всё больше злюсь. Когда ты далеко, я то и дело злюсь. Ну какого же лешего ты где-то там, на той стороне шарика, и занят страданиями по мне, вместо того, чтобы радоваться существованию друг друга вне зависимости от расстояний. И когда ты близко, я то и дело злюсь. Ну как можно замыкаться друг в друге - вместо того, чтобы друг сквозь друга смотреть на окружающий мир? На книги, картины, фильмы, улицы, музыку и цветы. Я злая и капризная. Я люблю тебя. Очень тебя люблю и хочу простоты. Хочу спокойно набирать твой номер и щебетать, не оглядываясь. Хочу приезжать и прибегать, не сочиняя по дороге 10 уловок и 15 отмазок, на случай если вдруг чего. Хочу встречать тебя в аэропорту, подпрыгивая и размахивая руками, а не ждать, пока ты останешься один, и мне станет можно прокрасться к тебе. Беру тебя за плечи и трясу: я лю блю те бя! Где ж тебя носит? Что мне с этим делать? Хуёвый из меня конспиратор, кузнечик мой ненаглядный…
– Я почувствовал это, моё счастье, особенно в субботу перед отъездом, когда я скучно врал по телефону. Ты уже хотела домой. Конспирация настолько ограничивает и морально давит...но если думать в разрезе того, о чем ты думать не хочешь, то это и защита и не загрязнённый (злобой, непониманием, обидами) источник положительных эмоций, воспоминаний, тёплых чувств...пишу бред какой то.
– Дааа, тогда совсем меня сплющило.
– Ты спрашиваешь как можно замыкаться друг в друге вместо того, чтобы друг сквозь друга смотреть на окружающий мир? На книги, картины, фильмы, улицы, музыку и цветы? Ответ в твоём новогоднем поздравлении всего лишь 3 месяца назад. Помнишь: «У нас совершенно новый отсчёт лет. Мы читаем вдвоём и бросаем друг другу фразы из книг. Мы ставим друг другу песни, ты учишь меня танцевать, я забрасываю тебя рисунками. Между нами - никого и ничего, даже воздуха нет, нет границы - один перерастает в другого, перетекает по паутине сосудов, проносится стремительно, не выныривая - мы друг в друге. Срастаясь не то руками, не то губами, не то ещё какими не романтическими частями тела. Ибо не для того, ни для чего, просто моя рука в какой-то точке становится твоей и открывает окно на другой стороне шарика».
Какая драматическая разница! Мы не замыкались. И даже в этот приезд, когда ты была очень занята, мы успели сбегать в symphony, рисовать, танцевать, попасть на выставку рисунков. Проблема, мне кажется, в другом. В том, что наша любовь вышла за рамки “beautiful affair”, а я оказываюсь вне контекста твоей жизни. Ну да! Я очень люблю тебя, и не как подругу, сестру, бывшую жену или секс партнёра. Поэтому не хочу быть ни твоим бывшим, с которым интересно обсуждать технические проблемы, ни кузеном, с которым интересно делиться идеями и петь, не тем мальчиком, с которым можно прийти потрахаться... Когда мы рядом, хочу смотреть в твои глаза, целовать твои губы и уши, смотреть как ты варишь кофе и т.д. и т.п. Засыпать и просыпаться с тобой, обожать и говорить и делать глупости от страха потерять тебя. Помнишь, как проводив тебя в Киев, я всю ночь от тоски и одиночества пил Мартель с сушками. Ты ещё интересовалась, вкусно ли это. Однако, на другой стороне необходимость скрываться, что явно не в твоём характере, оторванность от детей на время моих приездов, невозможность соучастия в разных жизненных ситуациях, мои редкие наезды…всё объяснимо и предсказуемо. К сожалению, это вряд ли исправимо. О чём
– Да, мой золотой, мой ненаглядный! Мы что-нибудь придумаем,. Мы должны что-нибудь придумать. Сейчас научусь не смотреть в сегодня и завтра, загляну в послезавтра - и увижу тебя. У меня полный раздрай везде. В работе, в детях, в планах, в людях. И спрятаться от него у тебя в ладонях - нечестно. Никто же за меня ничего не решит, пока я буду щекотать тебя ресницами и улыбаться. Раскалывается голова. Не бросай меня. Не теряй меня. Не бойся, я не пропаду. Пожалуйста…
Ещё про Стихи
– Ну не совсем я. Первые два (“Снежок” и “Ветер”) это Пастернак. Недавно перелистывал томик его стихов и наткнулся на два стихотворения, которые поразительно напоминают то, что происходит с нами. А одно “Преддверье”– да, моё, чтобы за тобой тянуться. Понравилось?
– Тебе таки удалось. А Пастернак крайне подозрителен. Откуда он знал? Подсматривал?
– Он способный
– И это вдвойне подозрительно!
– Просто некоторые пишут так, что каждый думает, что это про него. Он из таких.
– Наверное. Особенно «Ветер». Изумительно!
– «Ветер» уж точно про нас с тобой.
– А мне страшно про это думать. До слёз страшно. До мурашек, судорог в затылке. До острого желания срочно свернуться узлом под одеялом. Давай этого не будет, и ты будешь всегда. Давай, будет достаточно просто уговорить тебя, чтобы ты был всегда.
– Ну что ты, любимая. Конечно давай. Ты мне скажи, как у вас в Питере дела, когда операция?
– Сын, гад, захрипел. А лечить нечем. Выпросить лекарств у медсестёр можно только по назначению врача, а придёт ли сегодня врач - неизвестно. Девчонки вечером обещали привезти полоскание, если найдут. Главное, чтобы не отказались оперировать хриплого.
– Let’s keep the fingers crossed!
– Слушай, а давай писать разные стихи про одно и то же.
– Ты же знаешь, я не пишу стихи.
– А это “Преддверье”? Сочинил же.
– Как уже говорил, попытался исключительно, чтобы тебя ублажить. Наверное, мне нужен был серьёзный импульс, чтобы даже это написать. Вспомнил, что чувствовал, когда первый раз тебя увидел. Можно попытаться, конечно, но думаю стихи для меня…, это too much.. Мне кажется, что я мог бы писать, дневник, хронику семейную. Хочешь попробую? Конечно при условии, что ты будешь редактором.
– Редактором прозы?
– Боюсь. Слишком тонкая материя, сложнее стихов. Стихи как вязание - вдел нитку и плети себе, знай орнамент соблюдай, а в носке всё растянется, где надо. А проза как шитье, чуть лишний дюйм - и не то что скривится, вовсе не налезет.
– Здорово сказано! Знаешь, если подумать, то писать про одно и то же - замечательная идея. Мы не можем открыться, но можем публиковаться: каждый своими словами, по своему, про одно и то же. Стихами, прозой, разговорами, формат не так важен. Без имён, для самих себя. Для тебя, моё счастье. И тогда я точно буду всегда. В общем, если ты не настаиваешь на формате… давай попробуем.
– Тогда пиши! Будем использовать одновременно все способы, чтобы ты был всегда! Предлагаю тему. Помнишь наш поход в зал Чайковского? Я опаздывала, ты злился и уже хотел оставить мой билет на контроле…
– А тут ты вбежала, холодная, рыжая, в короткой дублёнке под цвет волос, улыбающаяся, и сердце моё забилось при виде твоих смеющихся глаз и дурацкого вопроса: «Я не опоздала?»
– Ну вот, пишем о том как я опаздываю: на концерт, на свидание, на ужин, а ты злишься. С тебя вся гамма эмоций по этому поводу. Хочешь в стихах, хочешь - в прозе.