Любовное приключение в семейном кругу
Шрифт:
– А с тебя?
– А с меня стих есесено. Лови.
– Моё чудо! Поймал. Прекрасное стихотворение. И совсем не обязательно про нас. Скорее о нашем городе и настроении вообще. Очень нравится. Ответить на уровне мне пока нечем. Ни когда бы не подумал, что это так трудно, писать на тему. Я очень старался, но ничего путного сочинить пока не смог ни в стихах, ни в прозе. Видимо отношусь к “поэтам“, которые не могут писать по заказу. Поэтому ответа пока не будет. Но
– Мой кузнечик. Спасибо за стихи. Мне кажется не плохая добрая лирика. Как фотография. Бывают стихи с очень явной стилизацией, как зернёная чёрно белая фотография или размытая сепия, а бывают ровные и документальные, позволяющие вспомнить и не накладывающие на событие дополнительных фильтров.
– Спасибо тебе, мой доброжелательный критик. А стихи Пастернака, те, что я послал, фотографии?
– «Ветер» - точно нет. «Снежок» - отчасти. Скорее рисунок, в котором опущены и размыты несущественные детали - так, как фотография не умеет. Помнишь контур сидящей женщины со спины? В котором не все линии есть. Так и в обычном рисунке, можно часть прорисовать подробно, а часть - невнятно или даже опустить. Интересно, что тебе исключительно удались рефрены, в обоих стихах твоего сиквела, только у тебя же они появляются раньше текста. И ты потом подгоняешь текст под них, да?
– Ну да. Последняя строка в первой строфе появлялась естественно, а в каждой следующей, да действительно, текст под неё подгонялся. A как иначе?
– Может быть не так прямолинейно, искусственно. Может резать ухо. И ещё. Есть такое полезное упражнение, постучать стихотворением об стену, чтобы осыпались слова, которые просто для ритма напиханы "так", "же", "там", "тот" - они зачастую не по смыслу стоят, а по ритму, и если постараться, можно сократить ритм, и обойтись без них.
– Они тоже режут ухо?
– На четырёх строках не режут, а на восьми и более они становятся видны, как шум на фотографии. Скажи пожалуйста, у тебя нет потребности долго шлифовать слова и подставлять вместо одного слова три варианта других, чтобы фонетика и ритмика были ближе к тому, что звучит в голове?
– Это всё от не умения. Я начинающий. Любитель, пишущий, чтобы обаять любимую женщину. Попробую когда нибудь, если увлекусь. Я и рефрены то придумал, чтобы отвлечь тебя от очевидных слабостей. Слушай, а ты могла бы поправить, не убивая смысла?
– Нечего отлынивать. Работай. Помнишь, ты ходил со мной на урок рисования, и я училась тебя рисовать? Так вот тебе стих «Эскизы или О рисовании тебя». Лови в почте.
А вообще - спокойной ночи, любовь моя. Тебе давным-давно пора спать. И не забудь – с тебя ответ.
– Моё счастье! Спасибо тебе. Я сейчас прочёл “про рисование меня” и подумал, что наверное слишком легко согласился на эту затею - писать про одно и тоже. Мне никогда, даже если очень напрягусь, не удастся написать что либо равноценное, сложное, эмоциональное и ассоциативное. Мои стишки простые и примитивные,
– Привет! А почему про мой стих не говоришь?
– Ты уже проснулся, мой хороший? Мне понравилось. Ты описал не процесс “творчества”, как у меня, а как бы взгляд со стороны. И внезапное изменение ритма, добавляющее искренности. Ну и детали…
– А мне кажется, что это точный снимок. То, что ты называешь фотографией. Я закрыл глаза, вспомнил неяркий мартовский день, холодный ветер и тёплую московскую квартиру; большой покрытый скатертью овальный стол с лампой, тихую музыку, кота на подоконнике. Сосредоточенную тебя с карандашом над листом бумаги напротив, и милую улыбчивую женщину преподавателя, что то поясняющую тихим голосом. И своё состояние спокойной радости. Взял ручку и, не останавливаясь, написал.
– Молодец! А мне отец выдал фотографии, на которых я мацаю твой обнажённый торс. Компромат!
– Это там, где мы 3 или 4 бутылки укандохали?
– Мы с собой привезли две. И у родителей было. Три точно, если не больше, ужжжжас.
– Было тепло. И была ты и твои глаза мне улыбались.
– Да, и ты меня заплетающуюся танцевал.
– Мы танцевали прекрасно и я думаю все видели как естественны наши объятья и догадались, что ты - моё счастье!
– Всем уже было не до нас. А я тебя люблю.
– Это правда?
– А есть сомнения?
– А ты что, еврейка?
– А ты с какой целью интересуешься?
– Моя дорогая, только евреи обычно отвечают вопросом на вопрос.
– Неужто?
– Посмотри на наш chat и убедишься сама. Не одного ответа, только вопросы.
– Дык я очень стараюсь, а то вдруг ты меня евреем не признаешь.
– Признаю, если дальше будешь стараться.
– Ладно. А теперь срочно спать, пока сын успокоился.
– И я хочу с тобой спать. Интересно, ты как и я любишь спать на животе.
– Да. А засыпать - калачиком и в обнимку. Причём сначала совсем закопаться, потом развернуться и сложиться попой в живот, а потом уже окончательно заснуть на животе.
– Люблю тебя. Даже стихи начал сочинять.
– Это же прекрасно!
– Подарок судьбы!!!
– Пока ты спала, я обмывал гитару, которую мы так старательно выбирали. Помнишь, в магазине в подвале напротив синагоги?
– Ой, а гитара таки понравилась?
– La guitarra turned out to be good, the guitarist is mediocre. Что там у вас происходит?
– Нас перевели на другой этаж. Надеемся на операцию на этой неделе.
– Tough! Still keeping fingers crossed!
– Ага. Скрестили все пальцы, ждём завтрашнего дня. Как только мне его отдадут в гипсе - я сильно успокоюсь.
– Присоединяюсь. Ты вчера уснула, а в меня разговор о «спать вместе» как то запал и я никак мог сосредоточиться и заняться чем нибудь полезным, пока не написал ниже приведённое пятистишье, об ощущениях, застрявших у меня в памяти: