Любовные артефакты и прочие (не)приятности
Шрифт:
Реджинхард Лосс оказался столь любезен, что прислал за мной сопровождающих, которые караулили меня у квартиры Варта. Ему не терпелось поживиться, да вот только мне пока нечего было ему предложить. И оправдаться нечем. «Я не могу грабить хорошего парня» — звучало нелепо. Кто в это поверит? Точно не Реджинхард.
Выждав несколько минут, я осторожно выглянула из укрытия и огляделась: никого. Возвращаться домой теперь нельзя, наверняка Лосс и там поставил своих людей. В трактирах, на постоялых дворах — у него всюду глаза и уши. Думай, Кэс, думай! Мне необходимо спрятаться, перевести
Пожалуй, для этого годилось только одно место.
Я добиралась до публичного книгохранилища кружным долгим путем, ежеминутно оглядывалась, нет ли за мной хвоста. Величественное пятиэтажное здание с колоннами и портиком я считала своим вторым домом.
Внутри книгохранилище представляло собой настоящий лабиринт с бесконечными рядами стеллажей — несведущий человек мог и заблудиться. Был случай, когда в книгохранилище привели группу школьников. Мальчишки вздумали поиграть в прятки. Одного из них, зареванного и голодного, отыскали на нижнем ярусе спустя сутки.
Люди Реджинхарда меня здесь точно не найдут. Другое дело, что я не смогу скрываться вечно.
Я подошла с черного хода, отмычкой отперла дверь и никем не замеченная прокралась в прохладную, пахнущую старой кожей, бумагой и воском полутьму. Сразу свернула на лестницу, ведущую вниз. Под землей располагались еще три этажа, я планировала затаиться на нижнем. Там среди полок спрятался стол, стояла магическая лампа, лежали стопкой непрочитанные книги. Сколько часов я провела здесь в одиночестве! Здесь меня никто не отыщет.
На лестнице я неожиданно столкнулась с госпожой Буркле. Она поднималась навстречу, прижимая к груди запыленные фолианты. Подслеповато заморгала из-под очков с толстыми линзами. Коллега меня недолюбливала. Впрочем, старая дева не любила всех мало-мальски симпатичных особ женского пола, зато превращалась в душку, стоило на горизонте замаячить мужчине.
— Кэс? Ты что здесь делаешь? Разве сегодня твоя смена?
— М-м-м, нет. Я хотела поискать кое-что для себя. Доброго дня!
Я проскользнула мимо, надеясь больше никого не встретить по пути. Плюхнулась на скрипучий старенький стул и с тяжелым вздохом уронила голову на руки. Что делать дальше — я плохо представляла.
«Не убьет ведь меня Реджинхард? Или убьет? Поговаривают всякое…»
Главарь банды синих платков очень не любит, когда его водят за нос, и, чтобы другим неповадно было, разговор с обманщиками у него короткий и для последних очень неприятный. К тому же случается так, что этот разговор становится в их жизни последним. Нет, в руки Реджинхарда попадать никак нельзя. По крайней мере до тех пор, пока я не найду, чем откупиться.
Я сама не заметила, как уснула: сказалась усталость. Засыпала в темноте и проснулась в темноте. Сколько прошло времени — неизвестно. Может, уже наступила ночь?
— За мной, за мной! Сюда! Наша Кэс свила себе здесь гнездышко и думает, что никто не знает. Мы ее не тревожим, но, если, как вы говорите, это вопрос жизни и смерти… Да и как не помочь такому симпатичному молодому человеку!
Я узнала голос госпожи Буркле, которая пищала и жеманничала, как девочка. Я вскочила на ноги,
В голове возник план нижнего яруса. Бежать! Немедленно! Да только я не успела.
— Вот и она! — радостно провозгласила очкастая дрянь.
Узкий проход перегородил Реджинхард Лосс собственной персоной. Какая честь: сам явился по мою душеньку! Он распахнул медвежьи объятия.
— А вот и малышка Кэс. Твой дядя Реджинхард очень соскучился!
Глава 26. Сахарок вывезет двоих
Варт
Подъезжая к дому, я получил весьма непривычный опыт. Поймал на себе восторженные взгляды девушек из проезжающей кареты. И осознав, что никто раньше не смотрел на меня так… как на героя, рыцаря, настоящего мужчину, горько рассмеялся.
Вот что, значит, надо женскому полу. Чтобы мужчина был на коне, в художественно порванной рубахе, слегка навеселе и при этом в расстроенных чувствах. Как сказал на прощание Фармел:
— Ну и видок у вас, Ойтнер! Хоть картину “вдохновенный рыцарь печального образа” с вас пиши.
Кстати, он в итоге согласился забрать с собой злополучный артефакт. Чтобы попрактиковаться на нем в нестандартных методах починки. Без всяких природных ингредиентов типа цветов злополучного дерева (которое уже отцвело, проклятое, да и вообще, на дерево хьеллс не тянуло — скорее, на болотный кустарник, знать бы заранее, притирку от комариных укусов с собой прихватил бы).
Шагнув через порог, я быстро огляделся и вслух констатировал:
— Никого, — потом икнул, стукнул кулаком по тумбочке и добавил. — И ничего.
Оставалось только привести себя в подарок, отправиться в спальню, лечь на кровать, смотреть в потолок и предаваться всепоглощающему отчаянию. Что мы имеем? Девушку, которая надо мной посмеялась и ушла. Влюбленность, которая не имела ничего общего с настоящей, но все равно занозой сидела в груди. Обстоятельства, которые сделали из меня посмешище. И Сахарка, который сейчас стоял в палисаднике возле дома и меланхолично жевал морковку, мешком которой нас угостил хозяин почтовой станции. Лишь последний пункт меня хоть как-то радовал. Точнее, удерживал от того, чтобы пойти в лабораторию и устроить там поле научных экспериментов отчаянного толка. Тех самых, в которых ты сам должен быть подопытным и обычно их откладываешь… ну, потому что в здравом уме и трезвой памяти осознаешь, что это слишком опасно. А вот в такой разобранном состоянии… Да-а-а.
Однако план по погружению в глубины чистой, дистиллированной грусти реализовать не удалось. Проходя мимо витрины с артефактами, я бросил туда взгляд… И остановился. Прищурился. Шагнул поближа. Протер стекло рукавом, пытаясь понять, не оптическая ли это иллюзия.
Нет, не иллюзия.
Мои вещи кто-то трогал.
Они лежали совсем не так, как я их оставлял.
А это значит…
Тут я сжал кулаки так сильно, что ногти вонзились в ладони, от души выругался — ох, слышала бы меня матушка! — и откинул стеклянную крышку. Выхватил пояс, надел его и спросил у Варта-Второго, как только он появился: