Любовные тайны знаменитых
Шрифт:
– Это, несомненно, была взаимная любовь с первого взгляда, – говорила Елена Владимировна.
Действительно, Владимир Владимирович сразу обратил внимание на красивую молодую женщину со стройной фигурой, каштановыми волосами и ярко-голубыми глазами.
– Кто это? – спросил он у знакомых.
– Элли Джонсон.
– Американка?
– Что ты, она из России! Ее настоящее имя Елизавета, а Джонсон – фамилия по мужу.
– Так она замужем, – разочарованно протянул Владимир Владимирович и отвернулся.
– Была замужем, – объяснили ему. – Совсем недолго. Знаешь, ошибка молодости. Кстати, Элли
Самому Маяковскому тогда исполнилось тридцать два. Элизабет тоже обратила внимание на рослого, необычного мужчину, о котором много говорили как о знаменитом поэте из Советской России. Их представили друг другу.
– Я не знаю ни одного языка, кроме русского, – с улыбкой признался Маяковский, глядя ей прямо в глаза, но Елизавете показалось, что он заглянул ей прямо в душу, разом перевернув все внутри и властно позвав к себе.
– С большим удовольствием стану вашей постоянной переводчицей, – ответила Элли.
И он понял: за этими ее словами скрыт совершенно иной смысл, как под слоем аляповатой краски на картине скрывается совершенно иной, замысловатый и волшебный сюжет – она просто кричала ему из глубины души о внезапно поразившей ее в самое сердце любви к русскому гиганту! Стрела Амура нашла цель, и отныне им просто уже не жить друг без друга.
– Мне придется пробыть в Штатах довольно долго, – помолчав, многозначительно сказал Маяковский.
– Это прекрасно, – проникновенно глядя ему прямо в глаза, ответила Элизабет. – Мы не станем расставаться!
Как вспоминала позднее Татьяна Ивановна Лещенко-Сухомлина, в тот период находившаяся в Америке, а позднее ставшая во Франции женой знаменитого скульптора Дмитрия Цаплина, она присутствовала на выступлении Маяковского в Америке, закончившемся бурными овациями. Кстати, билет на это мероприятие достать оказалось не так просто, и Татьяна Ивановна с трудом сумела добыть его через хороших знакомых.
После выступления ее провели за кулисы и представили Владимиру Владимировичу Он немного поговорил со знакомыми о разных пустяках, а потом радушно пригласил всех посетить его завтра, на 11-й улице, на углу 51-й авеню.
Маяковский жил там в огромной, практически лишенной мебели комнате, где стояли только диван и кресло, а гости сидели на каких-то покрытых газетами ящиках и, по русскому обычаю, пили водку из граненых стаканов, закусывая черным хлебом и селедкой. Импровизированным столом распоряжался Давид Бурлюк, сверкавший серьгой в ухе. Там же Лещенко-Сухомлина увидела рядом с Владимиром Владимировичем красивую молодую женщину – Элизабет Джонсон.
– Она очень близкий Маяковскому человек, – шепнули Татьяне Ивановне знакомые.
Действительно, Елизаветам Владимир стали очень быстро близки, и роковая любовная страсть настолько сильно охватила их обоих, что они не расставались все пять месяцев, в течение которых Маяковский находился в Соединенных Штатах.
– Для моей мамы, как она потом говорила, это было лучшее время в ее жизни, – рассказывала Елена Владимировна Маяковская.
Когда наступила пора покидать Америку, это стало настоящей трагедией для влюбленных – им трудно было рассчитывать на совместную семейную жизнь, и все же Владимир Владимирович обещал очень постараться вырваться из России к своей любви. Конечно, как известно, здесь
Спустя несколько месяцев Элли родила дочь, которая получила имя Елена-Патрисия. Знал ли об этом Владимир Владимирович? Конечно же да! Он писал Элли: «Две милые, родные… Я по вас весь изоскучился. Мечтаю приехать к вам хотя бы на неделю. Примете? Обласкаете?!»
Еще бы не рваться поэту изо всех сил туда, где у него остались любимая женщина и его ребенок!
В 1928 г. им удалось встретиться в Ницце. Елене Владимировне тогда исполнилось три годика, и она говорит, что запомнила отца просто как очень большого и доброго человека. Вырваться из страны насовсем у Маяковского никак не получалось. В Ницце Владимир Владимирович заболел, денег не хватало, Элизабет старалась заработать, где только можно, чтобы поставить любимого на ноги. И в этот момент из Москвы пришла телеграмма от Лили Брик.
Вопреки распространенному мнению о начале ее отношений с Маяковским в двадцатые годы, этот секс-агент Лубянки стала сожительствовать с поэтом еще в 1918 г.: многие эксперты, как отечественные, так и западные, в своих публикациях приводят даже номер ее чекистского удостоверения.
Видимо, поэт выпал на какое-то время из поля зрения агентуры госбезопасности, и когда наконец чекисты установили, где он и с кем, то испуганно забили тревогу: требовалось все немедля расстроить!
«Куда ты пропал? Хочу в Италию. Вышли денег», – безаппеляционо требовала Лиля в телеграмме Маяковскому.
Поэт, – это с его-то взрывным и независимым характером?! – безропотно занял крупную сумму денег и тут же выслал Брик. Видимо, он отлично знал, кто и почему просит, и знал хорошо, что эта просьба равносильна строгому приказу и лучше не перечить, дабы ненароком не накликать беду на головы самых дорогих для него людей – любимой и дочери!
– Давай условимся: постараться сохранить рождение Елены в тайне, – по словам Патрисии-Елены, предложил ее отец.
Надо полагать, он многое объяснил любимой женщине. Объяснил, какая опасность может угрожать ей и их дочери со стороны зарубежной агентуры чекистов, и она согласилась с ним. Несколько долгих десятилетий мать и дочь тщательно хранили тайну. Когда стало известно о гибели поэта, Элли очень страдала, но всячески избегала любых разговоров о своей любви с Маяковским: она надежно хранила тайну его ребенка.
Потом у Элли появился отчим: очень порядочный и добрый человек. И только когда не стало в живых ни отчима, ни матери, Елена Владимировна Маяковская решилась во всеуслышание объявить миру, кто она такая на самом деле.
– В отличие от матери я не давала клятвы хранить эту тайну вечно, – говорила она. – Мне стало ясно, как сильна моя связь с Россией, еще во время первого визита на родину матери и отца в 1991 г. Кстати, папа писал книжки для детей, а писать детские стихи всегда было и моей заветной мечтой.